Строй с ухмылкой вдыхал и задерживал дыхание.
- Если я видеть, что живот прилип к позвоночник, то я вас отдавать доктор Руль.
Доктор Руль стоял рядом, в черном рабочем халате и синей фуражке ВВС.
- И он вас растворять в кислоте, ферштейен?
- Ферштейен...- отвечали из строя.
- Gehen, Russische!
- А стоп. Ты. Иди сюда, рабочее. Да, рабочее? Ты когда в ванное было, рабочее? У тебя голова, как - как метла, а-ха-ха-х!
Руссише забирали одежду и расходились. Виктор посмеивался, шоу продолжалось...
Клаус понимал в организации массового труда.
Клаус, любитель крайне вычурно рисоваться, напоминал героя песенки уральского гения Новикова «Галерка, ша!». Другие времена, другая реальность, но - одинаковые типажи.
Галерка, ша! Я публике скажу,
Что есть для вас - «труба», а что есть - «скрипка».
А кто в струментах грамотный не шибко,
Иди сюда, по нотам разложу!
Пилотку летчика Клаусу подарил, разумеется, летчик. А вот Рулю фуражку - генерал ПВО.
В приемной всегда сидела толпа летчиков, ответственных за списание и утилизацию боевой техники.
Они бегали по таким конторам, выгадывая лучшие условия за разбор электроники боевых самолетов, которые, возможно, еще стояли в ангарах, но стали ломом на бумаге.
- Ну, Марк Евгеньевич, знаем мы Сергуню. Он половину золота Вам в канализацию восемь лет сливает! А как они серебро Вам извлекали! Это же «вьетнамо-кухонный вариант»! Вомните ту историю с пятнадцатью «Сушками», как Вы к нам прибежали, ах, проверьте, ах, исправьте. А та история с радаром, где у вас на выходе всего два кило по сумме вышло? - доносились из кабинета азы маркетинга.
От синей формы в приемной по утрам рябило в глазах.
При этом почти все время, не считая пары часов утром, Руль ничего не делал. Технологический процесс предполагал суточные паузы. Он поднимался по железной лестнице в цеху в заводскую лабораторию и грустил, подперев голову рукой.
Обстановка располагала к меланхолии. Железные полки со стеклом и аппаратурой с висящими проводами, толстые папки бумаг с наклеенным «1968. Металлография». Старые разваливающиеся советские конторские стулья и такие же столы.
Его тянуло позвонить Инге по лабораторному красному телефону. И спросить хоть что-то, например, про фразу 31 декабря 1999 года... «Я на тебя посмотрю в последний раз»...
Сказано было с той же обычной улыбкой, с которой она, например, скептически кивая головой, слушала его впечатления от «Сибирского Цирюльника» Михалкова. Посмотрю, как на любовь? Или вообще, посмотрю последний раз в жизни? А вероятность случайной встречи? Ты же умная, можно встретиться и в толпе? Скажем, в бескрайне далеком октябре 2008 года?
Значит, посмотрю, как на любовь, сказала две недели назад Инга. Но как она решила, что закончилось? В новое тысячелетие без груза прошлого?
«Как женщины выбирают, и как они отказываются от выбора?» - думал несчастный Руль в очень холодный январь 2000 года, сидя в неотапливаемой лаборатории завода.
Снизу, после физической разминки - «А-ха-ха, это лагегь не только тгуда, но и отдыха!» - стриженые в рубашечках «гуссише» работали согласно руководству с Иваном-дураком на обложке.
Первая взрослая любовь закончилась.
Это был достойный подарок за все бессмысленные сверхусилия и поощрение к дальнейшим делам.
И тогда, под финал учебы, - необходимый намек. Намек на то, что часть чего-то останется и после диплома.
Но вот, - ушло тоже. «Очевидно, время. Его непредсказуемая рука», - думал задубевший Руль, вспоминал Ясновидящего и глядел на снег. Наливал себе полчашки спирту к чаю и закуривал сигарету.
Часто напрасно жалеешь потом, что не позвонил. И не остановил. Не остановишь.
В апреле в троллейбусе он услышал фразу, брошенную одной старой женщиной своему мужу. «Можно быть кем угодно, это вопрос дисциплины». И ушел с бессмысленной работы, точнее, подработки между аспирантскими командировками на Урал, и решил применять свой диплом вне Москвы.
Загадкой работы остался только один вопрос. А играл ли Клаус? Был ли он несостоявшимся продюсером фильмов в стиле «эсэсплуатейшен», или он был настоящим неонацистом?
Однажды он похвалялся Виктору, что его дед был командиром дивизии в вермахте и дворянином.
А в другой раз он задал Рулю неожиданный вопрос:
- Доктор Руль, ответьте. Вот в темные годы в Германии людей сажали в концлагерь по расовому признаку. А больных арийцев сортировали, героям предлагали прервать «связь времен» и не заводить потомства.
Просто больных помещали в специальные корпуса, на «лечение». Их навещали родственники, и видели, что тем все хуже и хуже.
А на самом деле все было просто и экономично. К ним применяли диеты.