В 2000 году не считалось зазорным для девушки, идя с работы или просто гуляя, пить «Миллер» 0,33, жевать чипсы и, потихоньку раскрепощаясь, смотреть по сторонам, а не в мобильный телефон, как теперь.
В такие моменты девушкины мысли освобождались от рутины, работы. И она вдруг ясно понимала, чего именно ей сейчас, сегодня не хватает для полноты счастья в летний вечер.
Не фото мужика на сайте знакомств в телефоне.
Мужика «in vivo». И девушкины мысли были правильны и собраны, не размыты окружающими вывесками и девайсом в руке.
Здесь и сейчас, в этот теплый летний вечер, каких в московском году пятнадцать-двадцать, понимала она.
Руль не думал о мотивах. И не пытался залезть в чужие головы. Он просто стоял и пил пиво у палатки, умно поставленной на пересечении двух муравьиных троп.
И наделал десятка два мимолетных знакомств, одно из которых, по закону больших чисел, вылилось в большой роман.
Глава 71. Как Руль стал интересоваться политикой. 25 октября 2000 года.
Как - в смысле в каком духе? Ему про политику все объяснила новая подруга, она была врачом-психиатром, и Руль с ней и познакомился у палатки с пивом и чипсами.
Они сидели на втором этаже, или на огромном балконе кафе «Кукушка» в здании Белорусского вокзала, в 12 ночи. За витринными окнами - 25 октября 2000 года.
«Кукушка» работала круглосуточно, надо же где-то перекусить с поезда? В 10-х годах в ней расположился сетевой фастфуд «Сабвей», который позже выгнал сетевой ресторан «Иль Патио».
Пили пиво, слушали радио, которое играло шансон на все огромное пространство кафе.
Ресторан рядом, в здании Белорусского вокзала, уступал и объемом, и решением интерьера. Балкон был открыт для посетителей, его закрыли позже цепочкой. Из соображений «безопасности», очевидно. Хотя это же не крыша собственного жилого дома, на которой теперь не погулять свободно, как в девяностых, и не посмотреть на вечернюю Москву.
А Москву можно понять и полюбить только с крыши высокого дома, с биноклем, имея обзор на все 360 градусов, в красивый летний закат.
- Советскую психиатрию многие не жалуют, - затронула она уже двадцатую тему вечернего, или ночного, разговора.
Она была старше, и про нее можно было смело сказать «врач-психиатр советской школы». Они знакомились, в неисчерпаемом ночном разговоре, два открытых человека.
- Дескать, злые доктора, сажали людей свободного духа в психбольницы. Но маньяков никто не отменял.
- Сексуальных, - улыбнулся Руль, но на всякий случай, - снял руку с ее груди, он еще не преодолел робости от знакомства с женщиной-врачом.
- Не только. Социальных маньяков. Вот у нас лечился депутат Пупкович, не помню, каких дум. Четыре попытки суицида за четыре года в кресле. Они же там все «того».
- Угу, вспомним Борю Ельцина.
- Да-да! В советское время ставили диагноз «мания реформаторства». И возвращали маньяка к труду на заводе, к станку, наблюдали, конечно.
Социальный маньяк, как и любой, бывает маньяком-разрушителем, с жаждой уничтожения жертв. Примеры известны. Маньяком-властолюбцем, который хочет контроля жертв, и подчинения их себе. Маньяком-миссионером, с какой-то одной, но определенной целью, в духе «улучшить мир». Например, бороться со льготами, или с загрязнением окружающей среды. Психически больными всех их, в настоящих условиях, назвать нельзя. Ну как же? «Изменим жизнь к лучшему».
Но политика - это работа маньяков разных типов с нами, жертвами. И война маньяков разных типов между собой.
Психиатрии запрещено комментировать политику. За это демократия дает ей огромные, другие, права.
- Какие же? - спросил Руль.
- А это - тайна. Коммерческая тайна.
Какая тайна... Новой подруге и предстояло назавтра собеседование в западной, известной фармацевтической фирме, на престижную, хорошо оплачиваемую должность медицинского представителя. Машина и мобильная связь от компании в 2000 году считалась апофеозом карьеры.
Но в целом их общение было не заумным, или вечно затрагивающим «непознанное и таинственное». На одной волне.
Она оказалась легким человеком. Сочетание ума и легкости, как у Александра Дюма-старшего и его героев. Было в ней что-то от миледи, героини Дюма, если представить себе деятельную, уверенную и очень положительную «миледи наоборот».
Она сразу призналась, что она не умеет готовить.
- Я умею и люблю разливать чай,- улыбнулась она.
Как химик, и вообще дитя 90-х, Руль готовить умел.
Вся ее предыдущая личная жизнь осталась тайной от Руля.
В тот вечер Руль не думал, что он останется с этой девушкой надолго. Он держал ее прекрасную, полную, грудь с большими ореолами и торчащими на сантиметр сосками, лифчик и кофта были сдвинуты вверх.