Каков в действительности смысл употребления термина и понятия «дух народа» в работах Гумбольдта?
Следует помнить, что он обсуждает этот вопрос в связи с выявлением условий и причин различия языков. Считая недостаточным один лишь звуковой фактор для объяснения различия и специфики языков, он ищет более «высокий принцип», который, по его мнению, объяснит и подтвердит различие конкретных языков. («В практических целях очень важно не останавливаться на низшей ступени объяснения языковых различий, а подниматься до высшей и конечной…» (VII, 43; с. 68)). Различие языков эмпирически связано с различием народов; нельзя ли это различие, то есть специфику языков, объяснить исходя из «духа народа» как из более «высокого принципа»? Вильгельм фон Гумбольдт ввел понятие «дух народа» в сравнительное языковедение как понятие необходимое, однако его трудно постичь в чистом виде: без языкового выражения «дух народа» — неясная величина, знание о которой следует извлечь опять-таки из самого языка, язык же толкуется не только как средство для постижения «духа народа», но и как фактор его созидания.
Тут как бы замкнулся заколдованный круг: дух народа как «высший принцип», обусловливая различие и специфику языков, со своей стороны сам нуждается в объяснении через язык.
Предвидев, что такое рассуждение могло стать источником недоразумений, Гумбольдт разъясняет: «Не будет заколдованного круга, если языки считать продуктом силы народного духа и в то же время пытаться познать дух народа посредством строения самих языков: поскольку каждая специфическая (духовная — Г. Р.) сила развивается посредством языка и только с опорой на него, то она не может иметь иной конституции, кроме как языковой» [8].
Однако уместно спросить, входит ли исследование таких проблем в компетенцию науки о языке? Ответ Гумбольдта будет утвердительным: эта наука — сравнительное языковедение (что не следует путать с историческим языкознанием) (VII, 15; с. 47). «Сравнительное языковедение, тщательное исследование разных путей, на каких бесчисленные народы решают всечеловеческую задачу создания языка, утратит свой высокий интерес, если не попытается проникнуть в то средостение, где язык связан с формированием духовной силы нации» (VII, 14; с. 47).
Гумбольдт вводит новое, на наш взгляд, весьма важное понятие «языковое сознание народа» (nationellerSprachsinn) (VII, 14; с. 47). В нем находит обоснование тезис об органической целостности языка; в нем же можно усмотреть имманентный принцип «важнейших различий» языков.
Включение в орбиту лингвистических исследований понятия «языкового сознания народа» создает возможность оградить Гумбольдта от обвинений в том пункте, в котором его из-за сложившейся традиции труднее всего защитить, а именно — в вопросе квалификации „духа народа" и его связи с языком [9]. Поскольку в выражении „языковое сознание" определяющим является адъек- тив „языковое", то интерпретации, исходящие из этнопсихологии, следует подвергнуть определенной коррекции, тем самым защитив автономность сравнительного языковедения как от этнографизма, так и от психологизма.
В вышеприведенной цитате (стр. 9—10) понятие „народ" определяется с учетом фактора языка и в соотношении с „человечеством".
В данном контексте третья величина — „человечество" — понимается не в собирательном смысле, то есть это не объемное понятие, обозначающее совокупность всех людей (для чего В. фон Гумбольдт чаще использует „Menschengeschlecht"), а скорее понятие, отражающее подлинную природу и высокое назначение человека как небиологического существа: оно основано на принципе культурно-этического единства людей, которое именно в таком значении особенно утвердилось в Германии после Гердера.
Обусловленное языком естественное деление человечества на народы, хотя и имеет силу естественной необходимости, но проводится у Гумбольдта не по биологическим, расовым и тому подобным признакам, а по более высокому принципу, создающему основные и необходимые — «охарактеризованные языком» — условия человеческого бытия, возвышающие человека до решения задач своего историко-культурного назначения [10].
III.
Как уже было сказано, Гумбольдт, еще в 1801 г., в своих фрагментах монографии о басках выдвинул тезис о том, что разные языки — это не различные звуковые обозначения одного и того же предмета, а «различные видения» его. Эта идея, возникшая в результате эмпирических наблюдений над языком (баскским), по своему строению отличным от европейских языков, находит свое теоретическое обоснование в известном докладе, прочитанном им в 1820 г. в Берлинской Академии наук („О сравнительном изучении языков…").