— Историю происхождения чемодана вы слышали от Лютце, не так ли?
— Да.
— Он был в нетрезвом состоянии?
— Да.
— Вам не кажется, что нельзя строить гипотезы, опираясь на пьяный бред алкоголика?
— А вы хотите мне внушить, что все дело высосано из пальца?
— Я ничего не хочу вам внушать, но когда поработаешь в полиции с мое, не так-то легко даешь волю фантазии.
— Я не могу возражать представителю местной власти. К тому же, если вы убеждены, что все эти события — результат простого стечения обстоятельств, то все равно спорить бесполезно,— ответил Шель, разозленный пассивностью инспектора.
— Насколько мне известно, — сказал Грубер, — вы журналист. У людей вашей профессии есть тенденция повсюду искать сенсацию.
— На что вы намекаете?..
Джонсон тронул его за плечо:
— Не горячись, Ян. Инспектор Грубер не знает всех обстоятельств дела. Мне тоже вначале не верилось, что за этим что-то кроется. Но последние события убедили меня, что необходимо начать энергичное следствие. Мы должны выяснить, кто сшиб Лютце и кто взял чемодан из камеры хранения. Очень важно найти эти бумаги.
— Раз вы так считаете, герр прокурор, мы сделаем все, что в наших силах, — сухо заявил инспектор.
— Да, займитесь этим делом, — сказал Джонсон. — Может быть, стоит допросить Лютце, хотя это вряд ли даст что-нибудь новое.
— Я пошлю сотрудника следственного отдела в больницу. — Грубер повернулся к шоферу: — Поехали, Гейнц! Вам куда? — спросил он, когда машина тронулась.
— Я зайду на службу. Мне необходимо заняться часок-другой текущими делами, — сказал Джонсон. — А ты, Ян? Надеюсь, ты останешься в нашем прекрасном городе до выяснения дела?
— Да. Хотелось бы узнать, что все это значит.
— Заходи к нам, если будет настроение. Я вернусь домой часа в три, — пригласил Джонсон, когда машина остановилась у здания суда.
— Спасибо, вечером зайду.
— А что ты собираешься делать сейчас?
— Еще не решил. Позавтракаю, а потом, пожалуй, вернусь к себе в комнату и отдохну немного.
— Я подвезу вас, — предложил Грубер. — Где вы живете?
— На Эйхенштрассе, но, право же, не стоит…
— Пустяки! — Грубер обратился к Джонсону: — Как только мне станет что-нибудь известно, герр прокурор, я вам сообщу. До свидания.
— Всего хорошего.
По дороге на Эйхенштрассе инспектор расспрашивал Шеля о впечатлениях от ФРГ и о дальнейших планах. Он полюбопытствовал также, что его связывает с Джонсоном. Подвезя Шеля к дому и прощаясь, он предложил:
— Вы знаете, во время войны я провел два года в Бреслау [22] , хотелось бы узнать, как там сейчас. Может быть, мы встретимся и потолкуем за кружкой пива?
У Шеля еще не было времени обдумать все как следует, но тем не менее он уже начинал догадываться, что кое-кто из тех, с кем он здесь столкнулся, знает намного больше, чем говорит. Кто же? Лютце?.. Менке?.. Грубер? Кто из них носит маску? Он взглянул на улыбавшегося инспектора и ответил:
— Охотно, весьма охотно. Я плохо знаю город, но помню, где находится ресторан «Красная шапочка». Если вы согласны, я приду туда вечером, часов в девять. Это не слишком поздно?
— Прекрасное время! Итак, до скорой встречи. — Он протянул Шелю потную руку. — Не забудьте, в девять. Поговорим о Бреслау…
* * *
Шель, не выспавшийся ночью и утомленный утренними похождениями, лег на кровать и немедленно уснул. Он спал до часу, а, проснувшись, попытался обдумать все происшедшее. Он был уверен, что оказался против своей воли втянутым в опасное дело. И прекрасно сознавал, что, как поляк, не может рассчитывать на поддержку окружающих и на беспристрастную помощь со стороны властей в случае необходимости. Поэтому он решил отныне действовать осмотрительнее и хитрее. Противники оставались пока неизвестными, а это означало, что нужно постоянно быть начеку и внимательно наблюдать за всеми, с кем приходилось иметь дело. У него мелькнула мысль о том, единственной ли целью неизвестного было любой ценой завладеть чемоданом и не исчезнет ли он теперь.
Шель встал, умылся, достал из чемодана все свои документы и спрятал их в бумажник. Затем он выдвинул ящик стола, еще раз просмотрел лежавшие там проспекты и после минутного раздумья засунул их в карман вместе с рецептами. Инстинкт подсказывал ему, что лучше не оставлять в комнате никаких бумаг.
Спускаясь по лестнице, он увидел высунувшуюся из кухни взлохмаченную голову фрау Гекль. Старуха попыталась остановить его, спросив, не нужно ли ему чего-нибудь и как ему нравится Гроссвизен.
— Удалось вам уладить свои дела? — поинтересовалась она.
Буркнув что-то в ответ, Шель выбежал из затхлого коридора на улицу и быстро зашагал к городской больнице. Там он объяснил швейцару цель своего посещения и прошел в палату, где лежал Лютце.
Бледный, с забинтованной головой, больной лежал на спине, уставившись в потолок широко раскрытыми глазами.
— Ваша фамилия Шель? — спросила аккуратная медсестра, пододвигая стул к кровати.
— Да, это я.
— Больной спрашивал о вас. Но постарайтесь не утомлять его долгими разговорами. Утром у него был уже кто-то из полиции, — добавила она шепотом. — Лютце очень слаб. Он пережил сильный шок.
— Что нашли у него врачи?
— Трещины двух ребер и ушиб головы. Пролежит не больше недели. Таким всегда везет… — Она не договорила, с испугом взглянула на посетителя и отошла к одному из больных, который давно уже нетерпеливо звал ее.
Шель наклонился над кроватью.
— Вы узнаете меня?
Лютце ответил не сразу. Он испытующе смотрел на посетителя и, казалось, колебался, не мог принять решения.
— Шель? — спросил он наконец.
— Да. Вчера мы с вами беседовали. Не знаю, помните ли вы?
— Вчера было давно, очень давно, — пробормотал Лютце.
— Если вас это не утомит, я бы хотел задать несколько вопросов.
— В чем дело?
— Леон передал вам чемодан?
— Чемодан?
— Тот, что вы сдали несколько дней назад в камеру хранения на вокзале. Квитанцию вы прислали мне.
— Откуда вы знаете?
— Я не знаю, мы просто догадываемся.
— Кто мы?
— Прокурор Джонсон, полицейский инспектор Грубер и я.
Лютце закрыл глаза и сжал губы. Больной на соседней койке громко застонал. На паркетном полу зашуршали тихие шаги медсестры.
— Не знаю, что было в чемодане, — сказал Лютце вполголоса. — Леон хотел передать его вам. Что там было, не знаю.
— Почему вы послали квитанцию по почте?
Лютце молчал.
— Что вы еще можете рассказать мне о Леоне?
— Он повесился.
— Вчера вы были другого мнения.
— Разве? А что я говорил вчера?
— Вы сказали, что Леона убили.
— Кто его убил?
— Черт возьми! Это я хочу узнать от вас!
— От меня? Я ничего не знаю.
— Герр Лютце! Леон Траубе был моим другом, вы можете мне доверять. Несколько секунд они молча глядели друг другу в глаза.
— Вы видите, куда я попал? — тихо спросил Лютце.
— В больницу.
— Вот именно! В больницу.
— Герр Лютце! Ведь теперь этим делом занялась полиция, вам больше ничто не угрожает…
— Вы получили чемодан?
— Нет, он пропал странным образом. Какой-то человек пришел в камеру хранения, описал содержимое чемодана и забрал его перед самым нашим приходом.
— Вот именно! — повторил Лютце.
Шель был разочарован. Он рассчитывал на помощь Лютце, но тот обманул его надежды, был напуган случившимся и боялся говорить откровенно. Шелю стало вдруг не по себе. Он был совершенно один и беспомощно топтался на месте под неусыпным наблюдением чужих, враждебных глаз. Все, за что он пробовал ухватиться, лопалось, как мыльный пузырь.
Глядя на болезненное бледное лицо Лютце, он лихорадочно искал способ сломить его упорное молчание. Доктор Менке не внес в дело никакой ясности, Лютце попадает под автомобиль, багажная квитанция приходит по почте, чемодан исчезает, старый служащий на вокзале ничего толком не знает. А теперь вот и Лютце отказывается помочь. Шель в бессильной ярости сжал кулаки.