— Герр Лютце! — сказал он. — Поверьте, все, что вы мне скажете, я сохраню в строжайшей тайне. Вы единственный человек, который может помочь мне разобраться в этих запутанных делах. Доверьтесь мне. Что Леону было от меня нужно? Почему он покончил с собой?
— У вас нет других забот? — спросил Лютце.
— Это все, что вы можете мне сказать?
— Нет, не все. Я вам дам хороший совет: никому не доверяйте и уезжайте из Гроссвизена как можно скорее.
Шель все еще не сдавался.
— Кто вас сшиб?
— Автомобиль.
— Но кто?
— Не знаю.
— Почему вы послали квитанцию по почте, не дождавшись утра?
Больной испытующе взглянул на Шеля.
— Ночь длинна… — ответил он и отвернул голову.
Шель, поняв, что больше ему ничего не добиться, встал.
— Может быть, вам чего-нибудь хочется?
— Покоя и… пол-литра водки, — шепнул Лютце.
* * *
Барьер, пересекавший просторное помещение, отделял посетителей от столов, за которыми дежурили полицейские. Было душно и накурено. Шель, как только вошел, заметил .полицейского, который вез их утром.
— Вот мы и встретились снова, — сказал он, подойдя к барьеру.
Полицейский окинул его недоверчивым взглядом.
— Вы были с нами на вокзале? — спросил он неуверенно.
— Да, а потом мы ехали вместе до Эйхенштрассе.
— Верно. Вы хотели поговорить с инспектором? Его нет, к сожалению. Уехал сразу по возвращении с вокзала и до сих пор не вернулся.
На столе дежурного позвонил телефон.
— Polizaimat,[23]— сказал дежурный, снимая трубку. — Инспектор? Нет, я вам повторяю в третий раз: не знаю, куда уехал, и не знаю, когда вернется! Вот пристал! — буркнул он, отложив трубку. — С самого утра надоедает…
— Мне инспектор, собственно говоря, не нужен, — вернулся Шель к прерванному разговору. — Я только хотел спросить кое о чем.
— Слушаю вас.
— Я приехал в Гроссвизен вчера и, вероятно, пробуду здесь еще пару дней. Нужно ли мне прописываться?
— На три-четыре дня? Нет, не нужно. Тем более что инспектор вас знает.
— Очень хорошо, спасибо. — Шель сделал движение, словно собирался уйти, но задержался и спросил: — Пять дней назад покончил с собой мой приятель Леон Траубе. Мне бы хотелось узнать, кто в полиции занимался его делом, и, если можно, поговорить с этим человеком. Не оставил ли покойный каких-нибудь вещей?
— То, что от него осталось, не представляет никакой ценности. Узел с его одеждой, книгами и личными вещами находится у нас на складе. Делом занимался помощник инспектора Грубера, следователь Земмингер. Но его сейчас нет.
— Тогда извините. Большое спасибо.
Шель покинул участок и зашел в кафе. За чашкой кофе он еще раз тщательно продумал все детали этой странной и сложной истории.
Всю вторую половину дня Шель провел в лагере для переселенцев из Польши на Веберштрассе. Лагерь произвел на него крайне тягостное впечатление.
В каждом из стоявших ровными рядами бараков, в которых раньше помещалась воинская часть, ютилось около четырехсот человек. Они встретили Шеля с любопытством и недоверием. Разговорились не сразу. Только потом беседа стала более непринужденной. Все рассказы походили друг на друга. Все жаловались на разочарование, испытанное по приезде, на мучительную волокиту с оформлением документов, бюрократизм властей, недружелюбие со стороны местного населения и отсутствие перспектив на будущее.
Пребывание в лагере длилось в среднем месяцев девять-десять, но иногда затягивалось на годы. Пожилым было практически невозможно устроиться на работу, молодежь мечтала уехать за океан — в Канаду, Австралию…
Под плоскими крышами запущенных бараков царило уныние, подавленность и… тоска по родине.
На город спустились сумерки. Желтым блеском сияли прямоугольники окон. На фасадах домов сверкали неоновые рекламы: Trink coca-cola. Sunil wascht weiss. Nur bei Lцwe Т. V.! [24] Автомашины и мотороллеры наполняли улицу гулом моторов, из ресторанов и кафе доносились звуки музыки. Приближалась тихая, теплая ночь. Одни жители Гроссвизена развлекались, другие совершали вечернюю прогулку, третьи наблюдали за прохожими из окон своих домов.
Шель медленно шел по направлению к парку, где помещался ресторан «Красная шапочка». Ему было интересно, что принесет предстоящая встреча. Возможно, Грубер сумеет внести немного ясности в это загадочное дело. Быть может, следствие принесло какие-нибудь результаты?.. Шагая по аллеям парка, Шель уже издали слышал голоса, смех, музыку. Над террасой ресторана и в саду висели гирлянды искусственных цветов, разноцветные лампочки и фонари. Яркие огоньки просвечивали сквозь листву. На тесной стоянке для автомобилей стояло несколько машин.
Шель замедлил шаг. Инспектор — если он не пришел до сих пор — должен вот-вот появиться. Встреча назначена на девять часов.
На просторной террасе танцевали калипсо. Звуки саксофона и барабана раздавались в темном парке гулким эхом. Оркестра не было видно — должно быть, музыканты сидели в зале.
Шель оглянулся. К стоянке подъезжали две машины: маленький «фольксваген» и большой черный «опель». На первой приехала молодая пара, из второй вышел инспектор.
Повинуясь какому-то неясному чувству, Шель остановился. Он почему-то решил запоздать на несколько минут.
Грубер тщательно запер дверцу машины и прошел мимо расставленных на газоне столиков. Несколько мгновений он наблюдал за танцующими, затем обогнул террасу и исчез в дверях ресторана.
Шель поспешил за ним и, остановившись у двери, осторожно заглянул внутрь. Оркестр расположился в небольшой нише справа от входа. Зал был небольшой. Вдоль стен тянулись столики, отгороженные друг от друга ширмами из ткани, разрисованной забавными узорами. Благодаря часто расставленным туям и пальмам в кадках, а также скупому освещению столики за ширмами казались изолированными.
Оркестр перестал играть, танцующие, смеясь и разговаривая, возвращались на свои места. Инспектор сел на высокий табурет у полукруглой стойки и что-то сказал одной из официанток. Та улыбнулась в ответ, кокетливо погрозила пальцем и поставила перед ним полную рюмку. Грубер повернулся, пытаясь заглянуть в ближние ниши, и посмотрел на часы. Он опорожнил рюмку, положил деньги на стойку и намеревался встать, когда вдруг открылась низенькая дверь в самом конце зала и в ресторан вошла Кэрол.
Мужчины у стойки разом замолчали, кто-то тихонько свистнул; даже Шель не мог отвести от нее глаз.
Кэрол, заметив произведенное ею впечатление, остановилась словно в нерешительности. Декольтированное платье из зеленой тафты плотно облегало ее стройную фигуру. Играя сумочкой, она озиралась кругом.
Грубер с необычайной при его полноте ловкостью соскользнул с табурета и, радостно улыбаясь, подошел к Кэрол. На ее лице промелькнуло разочарование. Грубер, встав в довольно нелепую позу, наклонился и поцеловал ей руку.
«Они знакомы! — подумал Шель. — Впрочем, ничего удивительного в этом нет». И он остался стоять незамеченным у входа, ожидая, что будет дальше.
Инспектор спросил о чем-то, и Кэрол отрицательно покачала головой. Грубер подозвал официанта, сказал ему пару слов, и тот проводил их за одну из ширм.
В дымном воздухе раздался низкий звук саксофона. Аккордеонист провел пальцами по клавиатуре, включился ударник, и пары закружились в медленном вальсе.
Шель подошел к официанту, заказал бутылку вермута и, заметив невзначай, что он ждет даму, занял столик, смежный со столиком Грубера и Кэрол. Получив вино, он придвинулся поближе к тонкой ширме и стал прислушиваться.
— Потанцуем? — услышал он голос инспектора.
— Не хочется. Я устала, а вообще здесь мне нравится,— ответила Кэрол.