Шель молча кивнул.
— Теперь все стало совершенно понятно, — продолжал американец. — Перед нами плоды опытов господина доктора, опытов, в ходе которых — что заверено собственноручной его подписью — Шурике лишил жизни по крайней мере несколько десятков людей. — Он начал приводить в порядок папки и складывать их обратно в чемодан.
— Ты прав, Пол! Я начинаю понимать, что произошло. Этот чемодан находился среди багажа, который мы привезли из лагеря в особняк крейслейтера. Доктор Шурике не хотел уничтожать материал, представляющий для него большую ценность. Трудно сказать, каким образом все это попало в руки Леона, быть может, он вытащнл чемодан из-под развалин, однако ясно одно: став обладателем этих бумаг, он почувствовал себя в опасности.
— Новая теория! — воскликнул Джонсон. — Он ведь мог обратиться ко мне.
— Очевидно, он был напуган и не знал, что делать. Без сомнения, бедняга страдал манией преследования и всюду видел врагов. Впрочем, я не могу отказать ему в определенной трезвости суждений. Грубер, представитель власти, знал о существовании чемодана и при первом же удобном случае, вместо того чтобы заняться дальнейшим расследованием, присвоил его себе. Однако существует кто-то, кому этот чемодан гораздо нужнее, чем инспектору. Я еще не понял причин смерти Леона. Предчувствуя приближение опасности, он доверил свою тайну Лютце, человеку, которого считал своим другом. Кто из них придумал спрятать чемодан в камере хранения, мы, видимо, узнаем потом. Я не думаю, чтобы несчастье с Лютце произошло случайно. Возможно, его только хотели напугать, что, впрочем, превосходно удалось. Меня интересует роль Грубера…
Джонсон посмотрел в сторону.
— Можешь спросить его самого, — сказал он.
Немец наблюдал за ними, прищурив подпухшие веки. Увидев стоящий на столе чемодан и услышав слова Шеля, он догадался, что произошло.
Шель поглядел на Кэрол. Она стояла у открытого окна к ним спиной. Непохоже было, чтобы она прислушивалась к разговору.
Джонсон придвинул стул к тахте.
— Выкладывай, Грубер, все, что ты знаешь об этом чемодане, — приказал он.
Немец облизнул распухшие губы.
— Чемодан у вас в руках, — хрипло буркнул он. — Нет смысла создавать новые проблемы.
— Дело слишком сложно, чтобы бросить его на произвол судьбы, — вмешался Шель. — У нас с Джонсоном есть масса вопросов, на которые мы должны получить ответы.
Грубер скривился.
— Я пока продолжаю оставаться инспектором полиции и следствие буду вести так, как найду нужным, — сказал он, пытаясь придать словам надлежащую весомость.
— Чепуха! — Джонсон поднялся со стула. — Наглое поведение с Кэрол и со мной — дело частное, но попытка присвоить чемодан — это преступление, совершенное инспектором полиции. Расследованием займется прокуратура. Ваши часы в роли инспектора полиции сочтены, за это уж я ручаюсь!
Грубер беспокойно зашевелился.
— Давайте попробуем договориться. Ведь каждый человек может совершить ошибку. Ничего же непоправимого не произошло.
Шель заметил, что Кэрол медленно оборачивается. Он почувствовал отвращение к немцу.
Джонсон на минуту задумался.
— Грубер, что вам известно о Леоне Траубе? — спросил он. Тот потер заплывший глаз.
— Пять дней назад он перекинул через оконную раму веревку, сунул голову в петлю и спрыгнул с подоконника. Доктор подтвердил, что смерть наступила в результате удушения.
— Это нам известно и без вас. Однако мой друг Шель утверждает, что самоубийству Траубе сопутствовали весьма подозрительные обстоятельства.
— Но ведь факты настолько… настолько очевидны! — Удивление Грубера казалось искренним. — Земмингер допрашивал хозяйку, фрау Гекль, я читал отчеты по этому делу. Самоубийца был неизлечимо болен. Я не вижу…
— Хорошо, оставим Траубе. Что случилось с Лютце?
— Он попал под машину и лежит в больнице. Земмингер разговаривал с ним утром. Нет никаких сомнений в том, что это было обыкновенное уличное происшествие.
— Он сам попал под машину? — недоверчиво переспросил Шель.
— Нам больше ничего не известно.
— Видишь, Ян? — сказал Джонсон. — Я предлагаю отложить беседу до завтра. Так мы ничего от него не добьемся. Мой начальник, прокурор, умеет вести допросы получше нас. Впрочем, — добавил он, указав подбородком на лежащего, — не исключено, что он говорит правду.
— Каким образом чемодан попал к вам? — спросил Шель, не обращая внимания на слова друга.
Грубер возмутился.
— С какой стати этот полячишка задает мне вопросы? — с яростью спросил он.
Джонсон сделал шаг вперед и сжал кулаки.
— Говори!
Презрительная гримаса искривила губы немца.
— Я приказал забрать его с вокзала, — нехотя признался он.
— Кому приказали? — настаивал Шель.
— Одному из моих людей.
— Откуда он знал, что находится в чемодане?
— Я ему сказал.
— А вы откуда знали? — Шель тоже встал и склонился над Грубером.
— Мне сказали.
— Кто? Кто же, черт возьми?
— Не знаю. — Немец беспомощно пожал плечами, но, поглядев на мрачные, недоверчивые лица, торопливо добавил: — В самом деле не знаю. Сегодня утром у меня произошел странный разговор по телефону. Кто-то спросил, не хочу ли я заработать тысячу марок. Я подумал, что меня разыгрывают, и хотел уже повесить трубку, как этот человек сказал: «Спросите, пожалуйста, у дежурного, не получено ли на ваше имя письмо. Если да, откройте конверт, и вы найдете внутри двести пятьдесят марок». Это меня заинтриговало, и я решил проверить. Действительно, в проходной было оставлено письмо, а в нем — двести пятьдесят марок. Я взял трубку и подтвердил, что деньги у меня. В ответ незнакомец сказал: «Я заинтересован в том, чтобы уладить одно дело, чрезвычайно важное для меня лично. Не смогли бы вы мне помочь?» Я ответил, что это зависит от предложения. «Отлично, — сказал он. — У некоего Лютце есть чемодан со старой научной документацией. Чемодан ему не принадлежит; он завладел им хитростью. Мне бы хотелось, чтобы вы каким-нибудь образом отняли у него чемодан и спрятали, пока я за ним не пришлю». Немного поразмыслив, я согласился, и тогда незнакомец бегло описал чемодан и его содержимое. «В двадцати четырех серых папках, — сказал он, — лежат документы, отражающие ход научных исследований в области психофизиологии. Как только они окажутся у меня в руках, вы получите остальные семьсот пятьдесят марок», — Грубер вытер рукой рот.
— И что же было дальше? — спросил Шель.
— Через несколько минут после этого разговора один из моих людей сообщил мне, что разыскиваемый чемодан находится в камере хранения на вокзале. Я приказал забрать его оттуда. В это время мне позвонили из прокуратуры. Я понял, что должен изловчиться и оставить чемодан у себя, а затем получить обещанные деньги, и разыграл небольшую комедию… Вот и все.
Шель молча смотрел на инспектора. Насколько можно верить этим признаниям? Неожиданная красноречивость немца настораживала. Вначале из него приходилось вытаскивать каждое слово, а тут он без запинки выложил целую историю, причем без всякого нажима с их стороны. Рассказ мог бы показаться логичным, не будь в нем стольких неточностей. Тем не менее трудно было найти какую-нибудь зацепку и доказать противоречивость его слов — для этого им слишком мало было известно. Но все же они узнали чрезвычайно важную вещь: подтвердилось предположение о существовании лица, очень заинтересованного в получении лежащих перед ними бумаг.
Журналист внимательно изучал Грубера. Почему он не отдал документы? Почему хотел уехать из Гроссвизена? Шель восстановил в памяти разговор, подслушанный в «Красной шапочке».
— Что ты обо всем этом думаешь, Пол?
— Вы осмотрели содержимое чемодана? — спросил Грубера американец.
— Я только проверил, лежат ли внутри папки, о которых шла речь, но не заглядывал в них. Да я и не разбираюсь в этих делах…