Ну всё, полвторого, спать пора, уснул бычок…
Уснула и проснулась снова здесь — так, товарищи, грустно. Один мужчина в армии своей, другой (и тот же самый для меня, потому как я прямо шестым непонятным чувством ощущала, что это один и тот же мужчина) где-то вообще в неизвестной мне системе координат.
Как вот в этом соотношении лиц и личностей разобраться? И как меня примерить к ним? И так мне что-то от мыслей этих сделалось хреново, до лютой головной боли, что я велела себе немедленно — нет, НЕМЕДЛЕННО! — ПРЕКРАТИТЬ!!! Иначе кончится всё сумасшествием, это практически можно гарантировать.
Спокойно, Оля.
Делай что должно, и будь, что будет.
Вязь времени сложна.
Представь, что ты — кружево на двух челноках.
Непонятно?
Есть такое кружево — фриволите. Да, и это я тоже умею, но суть не в том. Можно плести его на двух челноках, и сделать так, что сперва одна нить идёт основой, а вторая вокруг неё выплетает узор, а потом — наоборот. Если нити одного цвета, даже не всегда угадаешь, когда они меняются.
Вот так и здесь.
И всё это — я…
ТОРГОВЕЦ ИЗ МЕНЯ ПРЯМО УХ…
Утром я вспомнила, что собиралась устанавливать стаканчик с бумажкой-датой — и благополучно об этом забыла. Да и пофиг. Не будет «обратного раздвоения», теперь я это ощущаю стопроцентно. Иначе откуда бы взяться памяти о всех этих специфических книжках со второго филфачного курса? И кто такая Лена Д. я теперь вам чётко могла бы рассказать, и о всех прочих моих однокурсниках. Две памяти слились в одну. Это было странно. Но два потока воспоминаний (в той части, в которой они были разными) однозначно ощущались своими.
Мир странен и удивителен.
Собралась. Убедилась лишний раз, что в сумке лежит статья для университетского издания. Прихватила оба сшитых вчера комплекта, упаковала в пакеты но в большой непрозрачный складывать не стала, чтоб не оставлять себе путей к отступлению. А то ведь с меня станется протаскать и постесняться достать. Вышла на остановку: стоит муниципальная двойка за тысячу и частная девяносто пятая маршрутка за четыре. Спросила себя: Оля, готова ли ты идти два километра за три рубля? Честно себе ответила, что нет, и села на девяносто пятый. К тому же, он стоячих не берёт. Сейчас по Юбилейному заполнится — и ласточкой полетит.
Всю дорогу себя уговаривала, что отступать некуда, позади шестьдесят четыре рулона бязи и шесть с половиной лямов долга. Я же не воровать иду, продаю свой труд, услуги и хорошую вещь на долгие годы. Ой, блин, коряга… назвался груздём — не говори, что не дюж, в таком вот акцепте, как говорил Модест Матвеевич.
В деканате народу практически не было, и я испытала от этого дурацкое облегчение. А должна была наоборот, озаботиться!
Секретарша страшно обрадовалась. Оказывается, три материала уже накрылись медным тазом, и если б я ещё не явилась — ну вы понимаете…
Хотела у неё спросить по перевод на заочку, а потом подумала: а не упала бы она мне нафиг, эта заочка? Сессия у меня закрыта на отлично, до января я ещё стипуху получать буду. Мелочь, и всё же — копейка к копейке, проживёт семейка!
Пока она меня записывала в какой-то там журнал, в деканат забежала наша преподша по русскому фольклору, дама забавная и несколько экзальтированная, в толстых-претолстых стеклянных очках. Пока она у нас курс читала, я всё думала: какое ж у неё зрение? Минус восемь, наверное. Или минус десять.
— О! Олечка! А что вы тут делаете? — не успела я ответить, что статью принесла, как она подскочила ближе, хищно пригнулась и уставилась на мои пакеты, — это где ж вы купили такую красоту?
Легенда сложилась в моей голове внезапно, сама собой, из кусков и возможных вариантов правды:
— Ой, вы знаете, родственники поучаствовали в открытии нового бельевого ателье. «Лунный свет» называется. Под девизом «Элитное качество — в массы». Вот, предложили мне принести, показать, вдруг кто заинтересуется. Ценник пока небольшой, пробная партия.
Секретарша привстала из-за своей стойки и тоже с любопытством разглядывала мои пакеты — до пришествия фольклористки она и не подозревала, что у меня есть что-то в руках:
— Оля, а цена какая?
Я положила пакеты на столешницу:
— Вот этот на полуторную кровать — семьдесят тысяч. Этот — двуспальный, евростандарт, под большое одеяло, и простынь увеличенная — девяносто.
— А наволочки две? — живо уточнила фольклористка.
— В обоих комплектах по две.
— Я полуторный беру! Мне как раз маме подарок надо! — она начала рыться в сумочке, отсчитывая деньги.
Дверь деканата хлопнула.
— Что это вы тут покупаете? — женское любопытство неистребимо!