И я наглым образом забила на институт и засела в своём зеркальном зале — шить, шить, шить. Следующий период больших продаж — только к следующему Новому году. Так что учёба подождёт. Тем более — чего я там не слышала…
И это был, товарищи, реально обвал. Я думала, прям помру с этим шитьём. Потом решила маленько успокоиться, всё равно всех денег не заработаешь, чё уж умирать-то совсем на баррикадах…
И тут в мой зеркальный аквариум пришла Анна.
8 февраля, четверг.
Анна пребывала в некоторой ажитации:
— Ольга, ты совесть имей! Ты куда потерялась опять? Трубку не берёшь, в институт не приходишь?
В этот гневный перечень явно надо было вставить «да ещё и тупишь!!!»
— А ты как узнала, что я здесь?
— Домой к тебе зашла. Бабушка сказала.
— М-м. А я, вишь, зашиваюсь. Ну его нахрен, тот институт, мне успеть в период надо, иначе все мои планы накроются медным тазиком.
Аня критически оглядела валяющиеся по всем сторонам кучи тканей.
— Так давай, я тебе помогать буду! Чё ты одна упираесся шьешь? Рвать могу. Ты только покажи, чё-куда, я щас быстро тебе…
Я думала, она шутит, а она на полном серьёзе! Хотя, чего я удивляюсь, у неё даже опыт уже есть — она ж мне летом помогала.
Живём!
Анна как-то прикрыла меня на учёбе. Наврала с три короба про семейные обстоятельства. Сама каждый день приходила ко мне «закройщицей», а потом и прямые строчки шить, тут особых навыков не надо. Первую еженедельную премию она ни в какую не хотела брать. А я говорю:
— Ну ты чё? Ты как себе вообще это представляешь? Себя на моё место поставь.
Подумала, согласилась.
Потом я поразмыслила и нашла ещё одного рекрута. Младшая моя двоюродная сестрица, Ирка, с которой в новый год с горки катались. Сходила к ним вечером.
— Ирка, — говорю, — ты подработать не хочешь?
У них вообще-то вся семья шьющая, кроме дядь Рашида.
— А чё делать надо?
Короче, сговорила я её.
Но даже с этой помощью месяц прошёл в совершенном угаре, с перерывами на Вовины приезды раз в неделю.
Ситуация отягощалась тем, что в новом (ладно, ладно, будущем) клубе надо было как-то начинать шевелиться. Если ориентироваться, опять же, на совсем будущие санитарные нормы, помещение требовало установки дополнительных перегородок, сантехники, замены труб — древнее всё, с пятьдесят второго года, поменять уже это гнильё… Электрика вся, опять же, по старым советским нормативам, к примеру, на мощные чайники, не рассчитанная. А ещё я хотела печи поставить для готовки, сделать всё-таки антуражный зальчик для посиделок. Можем мы себе, в конце концов, позволить или нет? Пятьсот же квадратов с хвостом, есть где разбежаться!
А ещё, раз уж в этот клуб ухнут наши личные нехилые вложения, так уж и выделить себе кусок под жильё. Не папа Карло же я, чтобы последнюю рубашку с себя снимать за-ради общественной пользы.
Долго ходить по кабинетам и сидеть в очередях ни времени, ни желания у меня не было. Поэтому заскочила я к Виктору Юрьичу — рядом же мы теперь, практически, он мне за неделю все согласования сделал.
А потом по отработанной схеме: вызвонила знакомую бригаду узбекских строителей, и начали они шуршать как муравьишки, делать мир красивше за умеренную цену.
Так я и металась по кругу, стараясь всё успеть и объять необъятное. Но больше всего сил съедало шитьё, даже со всеми помощниками.
День рождения мой в конце февраля отметили тихо-тихо, по-домашнему. Ни на какие гулянья у меня просто сил не было.
После восьмого марта ажиотаж кончился, ровно как в Новый год — как отрубило. Надо будет эту ситуацию как-то иметь в виду на будущее. Чёт я не хочу больше такие авралы…
Девятого (это как раз суббота была) я полдня пролежала, ножки вверх задрав. Усталость адская и полное безмыслие. Амбец. Вова, слава Богу, завтра приедет, я хоть оклемаюсь слегка.
А потом подумала, что не для того я нырнула обратно в молодость, чтобы помереть на прорыв трубы, блин. В конце концов, отдохновение душевное мне нужно? Оторвала афедрон от дивана и направила стопы свои к Анне. Хочется, как та ворона говорила, «покоя, уюта, и чтоб за детками присмотр». Последний пункт вычёркиваем пока что. А вот покоя и уюта у Аньки всегда было завались.
Я застала её за перебиранием альбомов. В смысле — фотоальбомов. Хранение фоток было тогда делом масштабным, что ни говори.
При ближайшем рассмотрении оказалось, что она их не перебирает, а подписывает. Как-то вот ценили тогда люди такие мелочи: чтобы каллиграфическое оформление. У Ани это всё классно получалось, и разные родственники и знакомые периодически просили её подписать что-нибудь на память. Открытку на юбилей. Книгу. Благодарили преимущественно шоколадками.
Аня кивнула на один из альбомов:
— Ты Зинкины фотки-то со свадьбы видела?
Я, конечно, двадцать лет назад видела. Ярче всего в память врезалось платье Зинкиной свекрови, дико ей не идущее. Но здесь тоже посмотреть не грех. А вдруг по-другому что?
— Что-то я не помню.
— Смотри. Ты посмотри, какое её свекровка платье надела!
Ха! Предчувствия его не обманули!
— Слу-ушай-ка, а ты-то со своим гипюровым так и не пришла?
— Ой, мать, и не говори. Мы же с реколлекций приехали поздно. Туда-сюда, а здесь всего три дня осталось, всё бегом. Кошмар, короче. И я, главно, про него забыла, прикинь⁈
— Да ты что?
— Но! Последняя ночь перед свадьбой, я такая — платье⁈ — очень она наглядно всё это изображает, ага, — А потом думаю: Ольга же мне всё подробно рассказала, как чего. Ну и — я его вывернула, маму попросила заколоть — и прямо руками прошила. Ничё так, на день хватило, а на второй день я блузку с юбкой надела, так что нормально.
— Так давай мы его сейчас подколем? Я домой возьму да прошью.
Такие вот простецкие девчачьи посиделки.
Натрепались мы до отвала. Домой я пошла уже в густых черно-синих зимних сумерках. И Анька меня провожать — до мусорки, с ведром. Там ещё ржали полчаса.
Около подъезда, на удивление, никаких серых личностей не тёрлось. И внутри никто по углам не сидел, и даже шприцы отсутствовали. Генеральную уборку, что ли, в честь восьмого марта домоуправление устроило? Ты глянь, какие молодцы!
Назавтра я почувствовала в себе достаточно сил, чтобы выползти в институт. Мало того, что я месяц не появлялась, передавая через Анну загодя заготовленные распечатки конспектов и прочие бумажки, относительно прикрывающие прогулы, так теперь ещё и началась какая-то очередная практика. Пришлось «выпускать кракена» и принести им для промежуточного отчёта красиво распечатанный фрагмент диплома. Вот тут на меня конкретно накатило дежа вю. Как сказала бы госпожа Лоис Макмастер Буджолд, всё это напоминало ажиотаж на Хассадарской ярмарке, когда туда привезли медведя на велосипеде.
«Ах, посмотрите, как красиво сделано!» — «Напечатано, как будто книгу читаешь!» — и всё в таком духе.
Эти учёные (и очень пристрастные обычно) дамы, по-моему, вообще не смотрели в текст. Великая сила, панимаишь, искусства. Фубля! Какого искусства? Принтера! Девяносто шестой год. Высший пилотаж — печатная машинка. А тут я. Всё мне сразу простили — прогулы, задержки. Пришлось для красоты соврать, что сижу в научной библиотеке, готовлю к публикации исследование. В конце концов, оно же у меня есть? Допустим, я как будто только что его написала, а не полгода назад… Конечно, могу показать! И даже в конкурсе поучаствовать, почему бы и нет?
Ха, если в прошлом будущем две тысячи девятом она серебро среди студенческих научных заняла, то и сейчас не хуже выступит.
Вот так бешеный аврал оказался пережит практически без потерь. Зато, отлежавшись три дня, я открыла свой эксель, внесла все данные, подбила бабки, потом для верности дважды пересчитала кубышку — и поняла, что мы таки можем начать не только в клубе красоту наводить, но и начать строить большой пристрой! Тем более что температуры позволяют. На коробку хватит, а там потихонечку и нутро доделаем.