Выбрать главу

Муж поцеловал меня в макушку:

— Я бы всё равно тебя нашёл. Ты мой огонёк, который ведёт меня вперёд. Моё счастье.

— Я люблю тебя, солнце моё. Во всех мирах и на любых планетах.

— Я люблю тебя, радость моя.

И мне казалось, что наш шёпот разбегается эхом в отражениях времени и пространства.

Вместе.

Навсегда.

Я ДОМА. МОЖНО РАДОВАТЬСЯ?

24 апреля 1996, среда.

Нас отпустили домой. В смысле — меня отпустили, обширный дохтур в белом халате с пуговицами вынес вердикт, что я в поряде. А Вовку отправили со мной. И всё получилось довольно ловко, потому как не успели нам выписку вручить, а тут как раз папа приехал меня проведать — а я домой собираюсь. Он нас вместе и довёз, раз такое дело.

Охранники куда-то исчезли. Слились с пейзажем, я так подозреваю.

Дома уже знали, ждали нас с накрытым столом. Мама пребывала в некоторой прострации. Если папа как минимум предполагал какие-то нестандартные связи и взаимоотношения с определённым кругом лиц (в конце концов, он меня дважды в поездках сопровождал), то для мамы экстренное водворение меня в отдельную палату, размещение рядом охраны и вот это вот всё стало некоторым шоком. Настолько, что она, по-моему, опасалась со мной разговаривать на эту тему. Ну, знаете, типа «меньше знаешь — крепче спишь».

А вот бабушка была просто рада, что я вернулась. Плакала, встречала нас пирожками. Боже мой, ей же стоять у плиты трудно… Короче, я тоже плакала, все расчувствовались, обнимались и рассказывали, как они дружно испугались и переживали.

Пока сидели — зазвонил телефон. Вову, какое-то его армейское начальство. Я прислушивалась из-за стола, пыталась угадать, что происходит. Он заглянул в зал:

— Любимая, меня вызывают в ИВВАИУ.

— Срочно?

— Да, я поехал.

Отец поднялся:

— Так давай, я тебя подкину, мне тоже уже пора.

По-любому, отдельно поговорить хочет.

Я выползла из-за стола в коридор:

— Вов, ты вернёшься сегодня?

Он обнял меня, прижался щекой к макушке.

— Я даже не знаю.

Да блин, когда кончится уже эта армия…

Папа дождался своей очереди, обнял меня тоже:

— Ну всё, доча, пока.

Мама с Василичем тоже как-то вдруг засобирались, и остались мы с бабушкой вдвоём. Посидели обнявшись, погоняли чаёв, а потом баба как-то враз устала. Силы, видать, кончились. Я отправила её полежать, постояла посреди зала и решила, что настало время разгребать завалы.

Во-первых… Во-первых, институт. Поигрались, и будет. Я позвонила на кафедру, попросила соединить меня с деканшей.

Филимоновна была в своём репертуаре. Сурово выразила мне сочувствие. Я прям представила её строгое лицо с небольшой складочкой между бровями.

— Я так понимаю, Оля, вы пока дома?

— Да. Прописан домашний режим.

— М-хм, м-хм… Хотите оформить академический отпуск?

— Напротив, хочу подать заявление на сдачу текущего и последующего курсов экстерном.

Мда, редко кому удавалось удивить Филимоновну. Однако не та она была дама, чтобы хлопать крыльями. Помолчала секунд пять — да на этом и всё. Уточнила только:

— Вы уверены в своих силах?

— Процентов на восемьдесят семь. Согласно секторной логике, это является гарантией результата.

— М-хм… — я практически увидела, как она кивает, — В таком случае нам нужно определиться с темой диплома.

— Тема определена — собственно, то исследование, которое побудило меня перевестись с филфака на дошкольное. Да и работа уже написана. Мне, фактически, нужен только официальный рецензент, а руководителем можете вписать любого преподавателя, кого вам удобно.

— Даже так?

— Да, если это приемлемо, я завтра с подругой передам распечатку. И заявление на экстернат заодно.

Не буду мучать вас дальнейшим пересказом разговора — там уже разные мелочи и детали.

Не успела я с Филимоновной поговорить — звонок в дверь. Анна прискакала.

— Ну, ты чё, мать⁈ Обалдела, что ли, в реанимацию попадать⁈

А что, ещё и реанимация была? Я тут вообще не в курсе.

— Ну, звиняйте…

— Рассказывай!

В палату ко мне, по ходу, пускали только отца, мать и мужа.

— А чё рассказывать? Отвал башки. Причина науке неизвестна. Пошли чай пить, с перемячами!

Оказывается, всю субботу Анна героически подменяла меня в «Белом вороне».

— Народу привалило, слушай!..

— Дохренилион?

— Ага. Прихожку и два зала побелили. Окна все помыли, красотища.

— Так там же нет ничего, ни вёдер, ни тряпок?

— Всё принесли! И стремянки, и валики!

— Ленинский субботник, короче?

— Ага. В правой стороне, где мы с тобой тогда в кабинете сидели, помнишь — мужики кафель почти закончили.

— Ну, круто.

— Вообще, вид другой сразу. Краску надо, в следующую субботу красить придут.

— Краску купим…

Протрепались мы три часа про всякое, и тут она вспомнила, что маман велела ей на ужин картошки начистить! Понеслась! Чуть я не забыла ей в нагрузку распечатки мои выдать.

— Ань, Филимоновне завтра отдай.

— А что это?

— Диплом, она знает.

Проводила я Анну и хотела уже переключиться в режим Ярославны — смотреть в окно и тосковать в ожидании мужа. Или хотя бы звонка мужа. Но тут вспомнила, что из всех завалов разобралась только с институтом. Так что «на Путивле, на забрале» пока откладывалось на неопределённый срок.

И ЭТО СЕРЬЁЗНЫЕ ВОПРОСЫ, МЕЖДУ ПРОЧИМ!

Тэ-э-экс, пункт второй — бизнес. Всё время мне почему-то хочется иронично так: «бизьнес». С мягким знаком*. Ну да ладно.

*Ой, анекдот неприличный, вспоминать не будем…

С шитьём было всё относительно понятно. Тут было занято три человека: Ирка, мама и Василич, раз-два в месяц привозивший с баз расходники. Предпраздничный период показал, что они, в принципе, и без меня справятся, если заранее всё по уму планировать. Вот и оставлю себе стратегию.

Есть у меня, кстати, мысль: вот мы переедем в клуб, мы же и бабушку с собой заберём. Швейку из залов к сентябрю надо убирать — там, согласно моему гениальному стратегическому плану, аэробика и околотанцевальные направления должны вовсю раскрутиться. Во всяком случае, исходя из моего прошлого опыта, так должно быть. И куда всё это тащить? Правильно, как раз в квартиру. Устроить в ней мини-швейный цех, чего помещению простаивать?

А в стратегическое планирование швейного производства у меня, вроде, вполне ничего себе получается.

Вот, например, приехали мы в прошлый раз на нашу тканевую базу, а там новый привоз. И такой он… странноватый на наш вкус. Клетка, больше на рубашечную похожа. Горохи белые на ярком фоне. Ну, такое… Цвета… не то что бы кислотные, но… плакатные. И тут я поняла, что мне это всё напоминает! Пиндосскую пропаганду семейной «американской мечты» из пятидесятых. Или рисунки с толстушкой Хильдой и прочий пин-ап. «Берём!» — говорю. Составила схемы сочетаний, заказала баннер на стенку рядом с дверью магазина, слоган: «новая коллекция постельного белья — АМЕРИКАНСКАЯ МЕЧТА!» — и завлекательная картинка в нужном стиле рядом. Кричалку под это дело составила. И что вы думаете? Приунывшие продажи поползли-таки вверх. В девяностых люди ещё грезили призраком града на холме.

Да, я эксплуатирую стереотипы. А разве не это — основа торговли?

Короче, посчитала я, и вышло, что не требуется от меня больше строчить аки пулемётчик. Всё равно выйдем в плюс. Пусть не в такой огромный, но по итогу… не буду сейчас вас цифрами морочить, тем более что менялись они каждый месяц, и тем не менее, десять-двенадцать средних зарплат выходило.