У автора романа мировоззрение складывается из суперпозиции православия и языческого мистицизма, ленинизма и сталинизма, кто-то назвал эту необычную смесь красным мистицизмом. Собственно, это даже местами магический реализм, смесь христианства и языческого, природного самосознания. Все в нашей жизни определено и даже предопределено действиями загадочных, могущественных высших сил. Отсюда, вероятно, и возникает почва для идеи мирового заговора.
О языке. Он избыточно красочен, столько волнующих метафор, сравнений, описаний. Но, как ни странно, читается легко, меня лично особо не напрягал стиль автора. Можно даже говорить о неком единстве формы и содержания, гармонии мистического и трагического взглядов на недавнюю российскую историю. В рамках безудержной авторской фантазии.
34. Член общества, или Голодное время
Роман, 2000
Сергей Носов
Премия года журнала "Октябрь" за 2000. Давно не читал такой свободной и легкой в хорошем смысле слова книги. По стилю чуть не Ильф с Петровом, перебравшиеся из НЭПовских времен во времена распада Союза и крушения всего и вся в сознании советских людей. Схожие эпохи по катаклизматичности произошедшего.
Какая главная забота у людей конца восьмидесятых? Где найти что пожрать помимо полупустых магазинов. Типа собачатины третьей категории (порублена вместе с конурой) или ментая второй свежести (какая там осетрина!). Несмотря на отчетливый трагизм происходящего вокруг, автор находит в себе силы отстраниться от окружающего абсурда, маразма, не знаю, как еще назвать всю эту абракадабру, и взглянуть на мир с иронией, мол, что ж, и такое бывает, куда ото всего этого денешься, приходится жить здесь и сейчас, времен для жизни не выбирают, куда забросило, там и пыхтишь.
Петербургский стиль, петербургская атмосфера – петербургскость пронизывает все и вся в романе. Как не вспомнить Виктора Голявкина с "Арфой и боксом" или его тезку Конецкого со всем подряд из написанного, да того же петербургского Гоголя как не вспомнить. И еще много кого из здешних писателей с неповторимым стилем описания окружающего мира, без которого, стиля в смысле, сложно выжить без потери физического здоровья в мерзком здешнем климате и душевного, когда абсурд на абсурде сидит и абсурдом погоняет.
Не попадалось еще такого простого и точного описания тех трех дней в августе 1991 года, образовавшегося в торгашеской эйфории конца восьмидесятых рынка на Сенной площади, где продаются даже перегоревшие лампочки (чтоб на работе обмануть начальство, на перегоревшую выменять исправную, мол, перегорела на работе, а на самом деле забрать в домашнее хозяйство).
А чего стоят эти слова, собака друг человека… Нет, это не из той оперы. Из той – другое, которое может запросто сойти за афоризм (в моем вольном пересказе, не хочется переписывать автора, раз запомнилось, значит, стоит того):
«Плохо писать сложно, гораздо проще писать хорошо. При этом иметь плохой стиль и хороший сюжет не так сложно. Вы попробуйте так написать, чтоб и стиль, и сюжет были плохими – вот настоящая задача для писателя!»
Никакое не ерничанье. Если еще сохранились у кого-то из литераторов ирония и юмор в восприятии смурной действительности, так это всенепременнейше у Сергея Анатольевича Носова, петербургского писателя, кстати закончившего в свое время, до Литературного института, Ленинградский институт авиационного приборостроения. Так что с технической закваской у него полный порядок и выбор дальнейшего, уже литературного пути произошел явно по зову сердца.
Невозможно не прочитать остальные романы автора, их не так много, но они, совершенно очевидно, стоят того.
Русская литература, XX век
35. Петербург
Роман, 1913
Андрей Белый
Вершина литературного символизма и в целом модернизма в России, так характеризуют произведение. Петербург это город прямых линий, квадратов и кубов с октябрьским гнилым туманом и погрязшими в нем нелепыми и страшными людскими жизнями. Не особо привлекательный образ города, тем не менее, это одна из книг, к которым захочется вернуться. Потому что все неоднозначно, все неопределенно, все расплывчато, а вместе с тем цельно, завершенно, совершенно. Хочется вновь и вновь разбираться в хитросплетениях мысли гениального автора, зачем, что и почему, в мазках кисти слов художника слова – словесный импрессионизм, экспрессионизм, кубизм в одном лице. Куда ни кинь взгляд – глубина и многослойность образа. Автор всесторонне, дотошно анализирует рассматриваемый объект – живое лицо ли, городской пейзаж, явление природы, – в многомерных пространственных и временных координатах. Как будто десяток вэб-камер нацелились на него – с разным масштабом, разрешением, четкостью пишут его, объемное изображения, донося до нашего умственного взора.