— Сам ты лейтенант.
— Отлично выглядишь, Меррик. Черт, ты будто какой-то греческий эликсир нашел, будто вчера только ушел со службы. А вот я… — Он бросил укоризненный взгляд на собственное брюхо. — Спасибо, что приехал. Я у тебя в долгу. Черт, я и раньше у тебя в долгу был.
— Ничего ты мне не должен, Дес.
— Ага. Это какой-то другой Меррик выкручивал всем руки, чтобы меня назначили на его бывшую должность.
— Ты все еще считаешь это услугой?
— Наверняка лучше, чем просиживать задницу в наблюдении и кемарить в дежурке. А свой милый офис я всегда могу послать подальше, если пожелаю. Он оглянулся через плечо в коридор, и ничего близкого к такому пожеланию в этом лице не было. — Степански тебя остановил при входе?
— Который у двери? А что ты ему вообще сказал?
— Только твою фамилию. Хороший мальчик, рвется в детективы, сшивается возле наших ребят и впитывает их боевые рассказы, как губка. У тебя все еще рекорд по раскрытым убийствам.
Меррик ощутил неловкое удивление. Люди в департаменте еще о нем говорят? А что это меняет? Ему сейчас уже мало есть, что скрывать.
Дес протянул пару латексных перчаток. Пока Меррик их натягивал, в мозгу промелькнули видения отмеченной синевой мраморной кожи, неподвижных глаз, крови, темной и ароматной, всегда пахнущей по-разному. На секунду снова вернулась мысль о бегстве — сейчас уж совсем не ко времени!
— Она в ванной, — сказал Дес.
Меррик прошел по узкому коридору мимо крохотной спальни — кровать аккуратно накрыта цветастым покрывалом. Ванная была большая, с розовыми и зелеными плитками под стиль пятидесятых. Женщина лежала в ванне, глаза закрыты, губы раскрыты, будто задремала. Простоватое лицо при жизни было красивее. Кровь в воде наполовину скрывала тело. Меррик глянул — вот он, около ванны, возле ее плеча — поварской нож с длинным остро отточенным лезвием, блестящим от крови. Дес вынул из воды алебастровую руку. Порез был глубокий, вдоль запястья, а не поперек. Наклонившись ближе, Меррик осмотрел рану, голова чуть закружилась от отравленного запаха. Горло перехватило, но потом он смог проглотить слюну. Он опустил руку в воду — холодна, как камень.
Позвоночник свело напряжением, но он спросил:
— Почему ты заподозрил убийство?
— Ты не считаешь, что вода должна была бы быть темнее? Я видал четыре или пять самоубийств в ванне, и обычно тела не разглядеть, если порезанная рука не снаружи и кровь не стекла на пол. А на запястье нет старых следов. Откуда она знала, как сделать разрез? Она не врач. Продавала туры в агентстве.
— Записка?
Дес покачал головой.
Меррик посмотрел на него:
— Ты меня экзаменуешь, Дес?
Лейтенант ухмыльнулся, и на секунду годы умчались прочь.
— Я уверен, ты заметил, — сказал Меррик, — что кровь на ноже еще не засохла, а это значит, что прошло не больше часа. Так почему же вода такая холодная?
— Вот именно. Никто не залезет в холодную ванну резать себе вены. Тот, кто это сделал, никак не рассчитывал, что хозяйка войдет, чтобы отдать щипцы для завивки.
Меррик закрыл глаза, и ему представилась высокая фигура — фигура человека, крадущегося по сумрачному коридору к этой квартире. Или, быть может, лезущая по наружной стене к скошенному окну. Он увидел женщину, сидящую в кресле за чтением, может быть, она подняла голову, ощутив изменение в воздухе. Но убийцы она не видела, потому что он ментально коснулся капилляров ее сетчатки и пережал их, создав слепое пятно, которое мозг жертвы заполнил знакомыми предметами обстановки. Потом он расширил ей яремные вены, откачивая из мозга кровь, и подхватил, когда она упала. Он едва ощущал ее вес, относя в ванную на руках, которые способны поднять грузовик, с кистями, которые могут пробить стену. У нее не было никаких шансов, совсем-совсем ни одного шанса не было, потому что вампиров не существует. На самом деле эта женщина, быть может, видела своего убийцу, но только в самой глубине мозга, где нет ожидаемых образов, способных заполнить слепое пятно. Романисты создали образы кровососов, искаженные их горячечным воображением, а Голливуд бросил эти искажения на экран, и это, по иронии судьбы, показанное в ложном свете, только лучше скрыло тайну веков. Да, мы знаем о вампирах, и главное, что мы знаем о них, — это то, что они выдуманы.
Ладно, крест или осиновый кол эту женщину не спасли бы, но сигнал тревоги, подключенный к видеокамере, мог бы. Сколько уже гемофаг, побывавший сегодня здесь, бродит среди людей и берет то, что ему нужно двести лет? Тысячу? Бродил ли он в глухую полночь по истоптанным полям Гастингса или Ватерлоо, выпивая кровь умирающих? Сколько тел оставил он в лесах, где зубы других зверей стирали следы его собственных? Сейчас можно выследить убийцу по одному волосу или следу его крови — если он человек. Но если кто-то гибнет в автомобильной аварии, при пожаре, просто исчезает, кончает самоубийством — убийцу даже не ищут.
— Что мне теперь хотелось бы знать, — сказал Дес, — это где остальная кровь? На полу ее точно нет. И в ней тоже нет, потому что она бела, как хлеб причастия. Ты думаешь, он мог вернуться — наш убийца-вампир?
Наш убийца-вампир.
— Я думал, он мертв, — протянул Дес. — На самом деле я верил в ту теорию, что это ты его убил. Меррик пристально на него глянул. Дес развел руками:
— Слушай, я же тебя не обвиняю. Но ты дни и ночи охотился за этим злобным гадом, а потом перестал — и он тоже.
Меррик увидел подземелье в лесах Вирджинии, ряды лежанок в общих залах для тех, кто слишком ослабел и не может больше двигаться. Он увидел Абези-Тибода, Балберита, Процела, лежащих в индиговом полусвете, разметав по подушке волосы. Лица мертвых фараонов, пока не заметишь мерцающих ненавистью глаз. Вокруг за железными решетками вопили и бесновались другие — туда он помещал свежепойманных, и туда он наконец поместил Зана.
К горлу подкатила тошнота. Не надо было сюда приходить. Кошмар кончился и не должен начинаться заново.
— Да, ты много еще мотался несколько месяцев после последнего убийства, — сказал Дес. — Но ты никогда бы не ушел в отставку, если бы знал, что он еще здесь. По крайней мере так мне хотелось думать.
— Ты думаешь, я поймал бы его и не арестовал, а просто убил?
— Твой секрет я бы не разболтал.
Меррик ощутил тяжесть в груди. Обвинитель, судья, плач.
У Деса был смущенный вид.
— Слушай, ты меня извини, не надо было мне это говорить. Я не знаю человека более цельного, чем ты. Я знал, что все это, наверное, принятие желаемого за действительное. Я смотрел все сводки еще несколько лет, когда убийства прекратились — посмотреть, не начнутся ли они в другом месте. Не начались. А это явно другой почерк. Тот убийца, тринадцать лет назад, выставлялся напоказ. Этот… — Дес поглядел на труп в ванне и проглотил слюну. — Этот хитер, Меррик. Кто бы он ни был, он не рассчитывал, что всплывет убийство — нам просто повезло. Но недостающая кровь заставляет вспомнить того типа тринадцать лет назад. Сколько еще сукиных сынов настолько спятили, что вообразили себя вампирами? — Дес покачал головой. Где ее кровь? И не говори мне, что он ее выпил.
Меррик положил Десу руку на рукав:
— Не фиксируйся на этом. Это может ничего не значить. Может, у нее была по-настоящему медленная свертываемость, и потому нож еще мокрый. Тогда это могло случиться три часа назад — достаточно, чтобы вода остыла.
— Ты думаешь, такое может быть? — На лице Деса отразилась борьба надежды и сомнения. — Черт, может быть. — Он шумно выдохнул. — Посмотрим, что скажет лаборатория. Я тебе сообщу.
— Не надо.
— Ладно. Я думаю, тебе хватило психов на всю оставшуюся жизнь.
Меррик не ответил.
— Извини, что на тебя это навалил.
— Не бери в голову.
— Привет от меня Кэти, — сказал Дес.
— Обязательно.
У Меррика посветлело на душе. Кэти, его теперешняя жизнь. В этот час им полагалось пить кофе в кабинете, обсуждая ее день в больнице. Потом они поднимались наверх…
Но он еще не может ехать домой. Пока не будет уверен.
Меррик остановил машину, выключил фары и подождал, пока уляжется пыль. Перегнувшись к пассажирскому сиденью, он осмотрел ферму Зана. Калитка, прикрученная ржавой проволокой к столбу, — как на скотном дворе. Ни машины, ни огней в доме, но это ничего не значит.