— Ну, хорошо, глаз у тебя острый, — похвалил он Фрайтага.
Он даже похлопал парня по спине и, сев рядом с ним, тупо уставился в землю, в никуда, и попытался представить себе еще одну карту — карту города и прилегающей местности к западу от него. Мысленное рассматривание условных обозначений на ней заняло у него несколько минут.
— А теперь выслушай меня, — обратился он к Фрайтагу. — До наших позиций остается всего два–три километра. Может, даже меньше, если Волер сумел подойти на более близкое расстояние. И ты в состоянии его пройти. Если тебе нужно будет передохнуть, отдыхай. Не исключено, что нам придется немного поплутать в темноте. Главное, помни, что идти нам недалеко.
Фрайтаг почувствовал, как в легкие ему ворвался воздух, а затем снова вырвался наружу. Господи, что с ним не так, задался он вопросом, будто речь шла не о его собственном теле. Он кивнул, но Шрадер в темноте не увидел его кивка и потому переспросил:
— Ну как, ты меня понял?
Вопрос этот был призван подавить нараставшее в нем дурное предчувствие. Он все больше и больше сомневался в сидевшем рядом с ним парне.
— Понял, — ответил тот. — Два–три километра, два или три километра, — пробормотал он, скорее себе самому. Неожиданно ему вспомнился Холм. Вспомнилось, что основные немецкие позиции пролегали менее чем в пятнадцати километрах от них, причем на протяжении всех долгих, проведенных у Холма месяцев. И тем не менее никакой помощи они не получили. Нет, что это я, мысленно оборвал он себя. Помощь наконец пришла. Это здесь, в этом месте, где они находятся сейчас, они не получили никакой помощи. Трибукайт с его танками не в счет, он не воспринимал их как помощь: слишком уж кратким было тогда ощущение спасения, оно длилось лишь считаные минуты.
И вот сейчас это приобрело для него особую значимость, превратилось в нечто вроде моральной силы. Или силы вообще. А вот смысла он в этом по–прежнему не видел и даже не пытался. Он слишком устал, был измотан физически и морально.
— Ты уверен, что это близко? — спросил он у Шрадера. — Всего два или три километра?
— Ты знаешь это не хуже меня, — ответил тот. — Нам это твердили вот уже несколько дней.
Что так и было. Фрайтаг слышал эти слова, как и все те, кто находился в цитадели. Правда, он никогда не пытался осмыслить их до конца. Всего несколько километров… всего несколько километров. Он слышал эту фразу так много раз при Холме, что вскоре для него эти несколько километров превратились в эквивалент бесконечности. Ему вспомнилось, как остро он воспринимал эти слова год назад, в Холме, звездными ночами, морозными зимними днями и ночами. Тогда эти несколько километров, отделявшие их от своих, представлялись ему непреодолимой пропастью, и тем не менее он сносил эту безвыходность стоически, с завидным спокойствием как некое неизбежное испытание, выпавшее на его долю. И вот сейчас в какой–то момент ему показалось, будто он вернулся в предыдущий год, туда, в Холм, как будто время, проведенное в Великих Луках, было чем–то вроде дурного сна, наваждения, в котором Холм представал в искаженном свете. Или даже не Холм, а сон о нем, который тотчас исчезнет, испарится, как только он проснется и откроет глаза посреди лабиринта снежных стен, а рядом с ним будет Кордтс, а может, в подвале здания ГПУ..
Боже мой, подумал он.
Правда, сила этой странной ситуации оказалась мимолетной, она буквально в мгновение ока иссякла в нем. И хотя Фрайтаг ее ощутил, ощутил со всей ясностью, успел понять, что она собой представляет, тем не менее она исчезла.
Во всяком случае, он вновь услышал рядом с собой голос Шрадера.
— Мы должны пройти как можно дальше, пока не станет светло. Ну как, Фрайтаг, ты готов?
Фрайтаг сказал, что да, готов, и они двинулись дальше в темноту. Одни. Их спутниками были лишь порывы ветра. Хотя Фрайтаг переживал, сумеет ли идти дальше, он тем не менее отдохнул и какое–то время шагал довольно–таки бодро. Снег был неглубок; он лежал тонким слоем, едва–едва прикрывая землю. Так что идти по нему было легко. Порывистый, колючий ветер дул им в спину, однако скорее подгонял, чем мешал идти. Правда, вместе с ветром в спины им впивались острые иглы сухого снега, но они их не замечали, как не замечали и самого холода, движимые вперед желанием поскорее добраться до своих. В темноте местность казалась плоской, но по мере продвижения вперед они заметили, что это не так: земля под их ногами то уходила вверх невысокими холмами, то вела вниз. Правда, перепады высот были небольшие и не мешали движению. Небо почти полностью прояснилось, и Шрадер подумал, не слишком ли они с Фрайтагом заметны, поднявшись на вершину одного такого пологого холма. С другой стороны, что поделаешь. Главное в этой ситуации — не терять бдительности. Темнота и безлюдье, а еще унылое завывание ветра — все это странным образом делало их незаметными. Вернее, им казалось, что это придает им некую незаметность, как будто они были два моряка, затерянные посреди бескрайнего ночного океана. Они шли, выпрямившись в полный рост, хотя и были постоянно начеку. Вместе с тем им на какое–то время удалось стряхнуть с себя напряжение, которое раньше заставляло их пригибаться к земле и, неуклюже скрючившись, пробираться сквозь руины города, который теперь остался далеко позади.