— Уймись!
— Но товарищ старший лейтенант! Это ведь он! Он! — прошептал в ответ Петр.
— Ничего–ничего, мы еще до него доберемся, Петр, это я тебе обещаю. Дай только срок.
Они видели, как отъезжали сани, вскоре тарахтенье моторов затихло вдали.
— Я возвращаюсь в Оршу, — сообщил старший лейтенант. — Передай товарищам в лесу, чтобы пока отдыхали. Через три дня я вернусь с новыми приказами. Я встречаюсь с товарищем генералом.
— А где тебя искать в случае чего?
— У Тани.
Тартюхин усмехнулся и прицокнул языком. Сергей свирепо взглянул на него, но промолчал. Выбравшись из кустов, он зябко поежился и похлопал себя по бокам, чтобы согреться.
Небо над лесом едва заметно светлело — занималось утро.
Сергей шел по дороге. Дойдя до воронки, он на секунду задержался и, окинув огромную яму взором, пожал плечами:
— Не вышло! Ну ничего, в следующий раз определенно выйдет!
И торопливо зашагал в сторону Бабиничей.
По полю тащились грубо сколоченные сани. Федя, сержант Красной Армии под видом нищего крестьянина, помахал ему рукой.
— Что нового?
— Никаких новостей, товарищ старший лейтенант.
— Давай прямо в Оршу. В Бабиничи заезжать не будем.
По пути к Днепру им не попалось ни одного немецкого солдата. Сергей улыбнулся про себя.
— Эти просторы — их погибель, — медленно произнес он. — Ну как, скажи мне, как несчастное суденышко, жалкая скорлупка может считать открытый океан своей вотчиной?
В Бабиничах обер–лейтенант Вернер не поверил глазам — сюда пожаловал Фриц Беферн собственной персоной. Этот визит воспринимался как явление из другого мира. Вернер в этот момент еще лежал в постели.
— Доброе утро, герр Вернер! — приветствовал его нежданный гость, лихо щелкнув каблуками. Вернер, взглянув на часы, убедился, что стрелки показывают четыре утра.
— Здравия желаю! — упавшим голосом ответил он, гадая, какого черта понадобилось этому проныре здесь, да еще ни свет ни заря. Накинув мундир, Вернер провел ладонью по взъерошенным волосам.
— Я здесь по службе. Как представитель командира батальона. Осмотреть, как обстоят дела на вашем участке, — подчеркнуто официальным тоном сообщил Беферн.
— Милости просим.
Вернер поднялся:
— Время, надо сказать, вы выбрали для этого самое подходящее… На час ночи у нас было трое убитых и семеро раненых. Сколько их на данный момент, сказать пока не могу — не знаю.
— Партизаны?
— Нет, на этот раз не они. Если бы партизаны, я бы уже…
Вернер недоговорил. Усмехнувшись, он уселся на постели, взял в руки дымящуюся чашку с чаем.
— Теперь это были уже регулярные войска. Мои люди задействованы на оборудовании позиций на участке шириной 12 километров, причем в зоне видимости противника. Иногда наша активность начинает действовать русским на нервы, вот они и наносят нам шумные визиты. Чтобы лишний раз напомнить нам — мол, вы не особенно зарывайтесь — мы пока что здесь, неподалеку.
— Да, все это весьма неприятно.
Беферн, усевшись, огляделся:
— У вас есть карта? Должна быть, и с нанесенным на нее вверенным вам участком.
— Да–да, конечно, карта у меня есть. Только к чему она? Давайте сейчас выйдем на свежий воздух, и вы собственными глазами осмотрите все. Уже светает, впрочем, здесь и не темнеет–то по–настоящему.
— Вы говорите — в зоне видимости противника? — помедлив, переспросил Беферн.
— Ну а что, собственно, такого? Мои люди работают, мы с вами спокойно можем взглянуть на них, — ответил Вернер.
— Не забывайте — все они законно приговорены к пребыванию в штрафном батальоне.
— А мы с вами, будучи офицерами, обязаны служить им примером, — невозмутимо произнес Вернер.
Беферн бросил искоса взгляд на руки Вернера:
— Хорошо, идемте!
Позже они, чуть отойдя за Бабиничи, оглядели в бинокли линию обороны русских и рывших окопы солдат штрафбата. Все они были в русских шинелях и шапках, снятых с погибших русских. Эти серые шинели были в 999–м штрафном батальоне в большом почете — теплые, не продуваемые морозным ветром. Вернер воздержался от визита к уже прорытым траншеям будущей тыловой позиции. Не следовало лишний раз привлекать внимание русских артиллеристов и провоцировать противника. И дело, разумеется, было не в драгоценной особе Беферна, просто лишние потери в роте были явно ни к чему.
— И какова ежедневная норма выработки? — спросил Беферн, опуская бинокль.
— Как и предусмотрено распоряжением свыше.