Спустя несколько часов после их отъезда кто-то предупредил хозяйку, что к гостинице скачет большая группа всадников. Она сама закрыла все двери, загнала в хлев всю скотину и, запыхавшись, стала ждать. Слуги и повара с ножами наготове успокаивали ее, как могли. Однако солдатня проскакала мимо. У гостиницы никто не остановился.
В Бургуэне Вальдо пришлось сменить свою кобылку, которая из ревности кусала товарку за шею и всякий раз, оказавшись с ней рядом, шарахалась в сторону. Пока они ждали, Дадо повел Джованни полакомиться местными сладостями в форме короны, испеченными из дрожжевого теста с молоком, медом и яйцами.
— Не знаю, как я предпочел бы умереть: с этой штуковиной в животе или с моей штуковиной внутри у какой-нибудь красотки. С вашего разрешения, граф.
Немного дальше, в Сен-Лоран де Мюре, куда все путешественники обязательно попадали на перегоне от Лиона до Парижа, крестьяне, собиравшие урожай, уже несколько дней с тревогой наблюдали за придорожным лагерем, разбитым большим отрядом вооруженных людей. Граф Мирандола и братья Чентези обнаружили лагерь у себя на пути совершенно неожиданно. Повернуться и бежать означало бы спровоцировать солдат погнаться за ними, поэтому единственной верной стратегией было спокойно двигаться вперед. Они ехали не спеша, шагом, пока не увидели шеренгу из пяти копейщиков, преградившую им дорогу. К ним подъехал верховой с копьем в левой руке. На верхушке копья был прикреплен маленький штандарт с гербом герцогов Савойских. Еще двое всадников объехали их с тыла и блокировали отступление. Волнение Вальдо и Дадо передалось лошадям, которые занервничали. Джованни пристально наблюдал за офицером.
— Граф делла Мирандола? — спросил тот с сильным французским акцентом.
Джованни побледнел. Собственное имя поразило его как удар молнии. В одно мгновение перед ним промелькнула вся жизнь: Флоренция, Рим, тезисы, Маргерита, осуждение, Великая Мать. Париж исчез, как голубка, унесенная соколом.
— Граф делла Мирандола? — повторил офицер.
— Да, это я, — произнес Джованни, понимая, что скрываться бесполезно.
— Будьте добры, следуйте за нами. У нас есть распоряжение доставить вас к его превосходительству герцогу Савойскому.
— С кем имею честь говорить?
— Жерар де Рошфор, капитан кавалерии Филиппа Бресского и Савойского.
Офицер склонился в глубоком и долгом поклоне, но это не успокоило Пико.
— А по каким соображениям герцог Филипп выслал вперед своего капитана?
— Я солдат, граф, и не обсуждаю приказов.
— Хорошо, Жерар де Рошфор, я следую за вами. Но пропустите и моих оруженосцев.
В этот момент Дадо что-то крикнул. Джованни увидел, как он набросился на всадника, заступившего им дорогу сзади, и сильным ударом раскроил ему голову. Второй солдат тут же проткнул мечом бок парня. Вальдо спрыгнул на землю, во весь голос крича имя брата, и еле успел его подхватить, когда тот падал с седла.
Дадо слабо улыбнулся брату, а тот гладил его по голове.
— Прости меня, Вальдо. Я не хотел… Мне очень нравился граф делла Мирандола…
Дадо прошептал эти слова на ухо брату, почти улыбаясь, потом голова его свесилась, и он затих. Окаменевший Джованни смотрел, как Вальдо закрывает ему глаза. Взгляд его был полон боли.
— Сожалею, но нашей вины здесь нет, — сказал Жерар де Рошфор. — Я тоже потерял солдата. Нам пора ехать. Ваш оруженосец может удалиться.
— Я могу с ним попрощаться?
— Bien sûr, monsieur le Conte.[72]
Джованни спешился и подошел к Вальдо. Лицо парня было залито слезами, и он, казалось, пристально разглядывал какую-то точку на горизонте, высоко, за всадниками.
— Вальдо!..
— Вы не виноваты, синьор граф, — сказал тот, избегая смотреть ему в лицо.
— Дадо вернул мне смех, который отобрала жизнь. Я никогда его не забуду.
— Спасибо, граф.
— Посмотри на меня, прошу тебя.
Вальдо повиновался. Джованни снял с безымянного пальца золотое кольцо «шевалье» с сердоликом, на котором был вырезан его фамильный герб.
— Возьми на память обо мне. Пока я жив, любой, кто придет ко мне с этим кольцом, может попросить что угодно.
Вальдо позволил ему надеть кольцо себе на мизинец, но не произнес ни слова.
— Я готов, — сказал граф делла Мирандола и снова вскочил в седло. — Где находится герцог?
— В замке Венсенн. Нам предстоит далекий путь.
~~~
На пути в Париж
Воскресенье, 19 августа 1487 г.
В тот день христианнейшие монархи Фердинанд Арагонский и Изабелла Кастильская принимали обет верности от города Малаги. После шести месяцев гордого сопротивления, когда были перебиты более пятидесяти тысяч людей, жители города сложили оружие. Немногих оставшихся в живых продали в рабство. Падение последнего оплота арабов на испанской земле ставили в заслугу не христианскому войску, втрое превосходившему арабский гарнизон, а Господу Богу, говорящему устами итальянского монаха Франческо де Паола. Как раз в тот момент, когда осаду уже собирались снять, он предсказал победу.