Эвхариус! Вот кто может быть полезен. Разумеется, не надо рассчитывать на его гостеприимство, но он, по крайней мере, может направить к кому-нибудь из еврейской общины, кому нечего делить с Папой. Он заплатил бы, а имя Эвхариуса стало бы гарантией более чем надежной. И граф свернул к еврейскому кварталу, стараясь идти медленно и привлекать к себе как можно меньше внимания. Сейчас он охотно отдал бы свою богатую одежду в обмен на какой-нибудь неприметный шерстяной плащ. Вдалеке показались несколько групп солдат, но они не обратили на него ни малейшего внимания, и тогда Пико отважился подойти к дому.
Мастерская печатника-еврея была открыта. Джованни огляделся по сторонам и сделал два шага внутрь. Здесь тоже могла оказаться засада, но выбора у него не было. Он решительно прошел вперед, не позвонив в колокольчик, висевший у входа. Никто, казалось, не обратил на него внимания. В углу двое рабочих клали под печатный пресс листки бумаги, а третий смазывал буквы краской. В другом конце мастерской наборщик укладывал в кассу шрифт для следующей страницы. Все были при деле, но Эвхариуса нигде не наблюдалось. Тогда Джованни обратился к самому молодому из рабочих, тому, что мог прервать работу без ущерба для остальных.
— Мастро Эвхариус болен и уже несколько недель не спускается. Чтобы спросить, что нам делать, мы сами к нему поднимаемся. Но если он вам нужен, то я пойду и предупрежу его, — сказал парень.
— А что с ним?
— Хирург сказал, что все дело в черной желчи, которая вызвала тяжелую форму меланхолии. Наверное, надо пустить кровь, но он отказывается.
— Похоже, вы хорошо знаете медицинское дело.
— Нет, синьор, я просто печатал «Ars medicinalis» Клаудио Галена. Пока работал, прочел книгу несколько раз и увлекся.
— Как тебя зовут, парень?
— Израэль Натан, синьор. Я здесь недавно.
— И правда, я тебя раньше не видел.
— Надолго не задержусь, синьор. Я сам из Германии, надеялся, что в Риме для нас, евреев, обстановка получше, но ошибался. Может, поеду в Милан. Говорят, Сфорца относятся к нам терпимее.
— Желаю тебе всех благ, Израэль. Пусть, куда бы ни поехал, ты везде найдешь свой Израиль, общину Бога.
— И вам того же, синьор. Я вижу, вы христианин, а Тору знаете. Вы очень добры. Хотите, я предупрежу мастро Эвхариуса о вашем приходе?
— Спасибо, нет нужды, — ответил Джованни. — Я знаю дорогу, и Эвхариус меня знает.
Джованни поднялся по узкой лестнице на верхний этаж, где обитал печатник. Тот от природы был высок ростом и худ, мрачноват и жадноват, что, согласно Гиппократу, свидетельствовало о склонности к разлитию черной желчи, но Джованни боялся, что здесь дело в другом. Подозрение подтвердилось, когда он увидел, как впился в него глазами печатник.
— Опять вы, — сказал Эвхариус, словно между ними никогда не было дружбы. — Сколько еще бед вы мне принесете? Вы хотите, чтобы меня арестовали, пытали, сожгли? А ведь я виноват только в том, что напечатал книгу. Вы разрушили мою жизнь, по вашей вине я умру несчастным нищим, а назавтра вы с Папой спляшете на моей могиле. Убирайтесь вон! Оставьте в покое Эвхариуса, бедного еврея-печатника!
Джованни, смущенный его словами, подошел и попытался посмотреть ему в глаза. Но Эвхариус отшатнулся и замотал головой вправо-влево, как в бреду. Граф взял костлявые руки старика в свои, и тот наконец на него взглянул.
— Что вы от меня хотите?
— Думаю, ты знаешь, Эвхариус.
— Я ничего не знаю, граф, кроме того, что моя жизнь теперь не стоит и сольдо.
— Не надо, Эвхариус! Ты читаешь все книги, которые печатаешь, и оставляешь по экземпляру для себя, верно?
— Я не делаю ничего дурного, — сказал старик, пытаясь высвободить руки.
— Конечно. Но ты печатал дневники Урика, знаешь Библию в оригинале, читал о дуализме Яхве и Ашераха. Переводя классиков, ты углубился в историю имени Аксиероса и фригийской Кибелы. Мне продолжать, Эвхариус?
— Вы… вы сами не знаете, что говорите.
Голос старика слабел, из него исчезли сердитые нотки.
— Мы оба все это знаем, но ты не должен бояться. Ты понял гораздо больше, чем прочел на бумаге. Пройдет немного времени, и мы сможем поднять глаза к небу и увидеть нашу Мать. Может статься, мы посмотрим на нее вместе.