— Разумеется, нет. Такой массив энергии разорвет тебя на куски, — по какой-то неведомой причине это немного задело моё самолюбие. — Для начала ты впитаешь в себя энергию только этой страны.
Я широко распахнул глаза.
— Для начала?
Он кивнул.
— Дальше нам предстоит повторить этот процесс. Тебе предстоит. Я… — он указал на нож у себя в груди, — боюсь, буду не в состоянии с тобой расхаживать.
— Хотя бы на этом спасибо, — я сощурился.
Старик хмыкнул и сделал вид, будто не слышал моих слов.
— Но не переживай. Ты не будешь один. Эти пятеро тебе помогут очистить мир от скверны, — он указал на трупы под моими ногами. — Конечно, с ними должен был быть Вульфрик, но ты сам решил обречь его на жалкое существование калеки, — Родион самодовольно улыбнулся, — и меня такой расклад устраивает.
— И… каким образом мне должны помочь пять мертвецов?
— Об этом ты узнаешь после ритуала.
В этот момент произошло сразу две вещи — я понял, что Долгов окончательно сбрендил, и пришла в себя Элиза.
Услышав имя отца, она вышла из оцепенения и быстро закачала головой. Кроме меня, этого никто не заметил. Будет преступным преуменьшением сказать, что лицо девушки выглядело удивленным. Кажется, она только сейчас обработала сказанное Родионом и пребывала в не меньшем недоумении, чем я. Она не произнесла ни слова и медленно поднялась на ноги.
Я рассмеялся.
— Погоди-погоди. Значит, ты хочешь, чтобы я ходил по всему миру с группой трупов, аки Господь с апостолами… и поглощал отовсюду скверну, а заодно опечатывал всю планету? — мой смех резко оборвался, а на его место пришла тихая злоба. — Единственное спасение — это одновременно избавиться от всех пробужденных, и тут же — от скверны. Да еще и так, чтоб не осталось ни единой капли. Ведь любой остаток, всего один-единственный пробужденный рано или поздно приведет к статусу кво.
Родион молча пялился на меня с плохо скрываемым раздражением.
Правда глаза режет?
Я снова продолжил.
— И если ты сейчас мне скажешь, что всё… чего ты меня лишил, всё, через что я прошел… было ради этого бесполезного дерьма, то я… — одна мысль об этом заставляла меня дышать чаще от злобы. — Опечатать всю планету? Это даже звучит смешно.
Я понял, что меня так сильно бесило в этом старике. Что не давало довериться ему до конца.
Его идиотская, фанатичная уверенность в том, что всё можно просчитать и предвидеть. Его вечно самодовольное лицо, не сомневающееся в том, что он самый умный парень в комнате. Но больше всего — тот факт… что это всё разбивалось буквально о любую ситуацию с которой мне приходилось столкнуться. Все его мудрые советы, планы и наставления не стоили и ломаного гроша в свете того, насколько безумно и хаотично развивались события последние несколько недель. И хотя он постоянно пытался сделать меня виноватым, когда я ломал его ожидания… у меня не было сомнений в том, что слушай я его беспрекословно, то совсем скоро бы обнаружил себя в еще больше дерьме, нежели нынешнее.
Я понял, что… ненавижу Родиона Долгова.
А ему, в свою очередь, было неприятно выслушивать вполне резонные замечания. Кажется, от того, чтобы вмазать мне, старика удерживал только нож в сердце.
— Можешь смеяться, пацан. Всё равно это ничего не изменит. Когда в тебя вольется скверна, твоя психика не выдержит и тогда ты сам будешь просить, чтобы мы тебя направляли.
— Да-да-да, — я буквально выплевывал слова, — Знаешь, что я думаю, Родион?
Он промолчал.
— Ты просто толчёшь воду в ступне. И наслаждаешься этим, — я глянул на Скверну, что всё это время держала старика за плечо, — Я не знаю, что в голове у твоей жёнушки и что ей на самом деле движет. Но вот тебя… Тебя я, кажется, наконец понял.
Уголки его рта едва заметно задрожали.
— Ты боишься изменений Родион. Ты хочешь видеть мир таким, каким он был раньше, как в твоем детстве, или до обращения в собачонку темной энергии, полагаю. Если бы ты искренне захотел, уверен, ты нашел бы вариант, как избавить мир от скверны более простым способом. Но давай будем честными. Тебе это не нужно. Ты просто хочешь, чтобы всё вокруг тебя снова стало привычным, не более.
Он пытался смотреть мне прямо в глаза. Не вышло.
— Ты смешон. Дюны? Песчинки? Ты делаешь вид, что занят чем-то очень важным, но на деле… — я усмехнулся, — на деле ты просто убеждаешь сам себя, что это что-то важное. Ведь так тебе легче. Находиться в постоянной борьбе с ветряными мельницами.
Я посмотрел на Элизу. Клянусь, я позвоночником чувствовал, что происходящее раздражает её не меньше моего.
Мне захотелось еще немного позлить Родиона, чтобы немного потянуть время, и я уже открыл было рот, однако он резко поднял перед собой ладонь.