— Значит, помочь, — начал я, глядя КОБРовцу в глаза, — Допустим. И чем конкретно вы собираетесь мне помочь?
Я не верил им. Они, как и УБИ, преследуют лишь свои интересы и будут сотрудничать со мной лишь пока я не мешаю. Пока я удобен. Союзник? Бред. У меня нет союзников даже среди своих, что уж говорить о чужаках.
Забавно, что последнее время каждый спешит предложить мне помощь — но кроме выборочной информации, мне не дали еще ничего, чтобы позволили приблизиться к Говарду. А вот обязательств требуют немало.
Кроме Родиона, конечно. Исключая мою самовольность — он вполне себе был полезен и даже вытащил меня однажды из гроба, в прямом смысле этого слова. Промашка вышла только в последний раз. Раньше него подсуетились другие.
— Наше отличие от УБИ в том, что мы не переборчивы в методах, Ротт. И это открывает целый пласт возможностей, — произнес мужчина с легкой улыбкой.
Серьезно? УБИ выпилили сто человек по щелчку пальца — и это «переборчивость в методах»? На что тогда способен КОБР, который «не переборчив»? Интересно.
Я вздохнул и произнес:
— Для начала, меня интересует ответ на один единственный вопрос: кто в ответе за произошедшее в башне Локка?
Выбираясь из огня, было сложно строить из себя детектива, однако трупы клановских пробужденных в телестудии сужали круг подозреваемых. Кому пытался насолить Локк последние несколько дней? У кого достаточно сил и влияния для того, чтобы устроить резню в центре города и уйти безнаказанным? Кто посчитал бы такую меру приемлемой?
— Белецкий, — спокойно ответил Илья, что всё это время опирался на столешницу сбоку от меня.
Было несложно свести два и два. Просто хотелось услышать это от них.
Я кивнул и закрыл глаза.
Скорее всего, Белецкий не знал, что под маской скрывалось мое лицо. Возможно, он не подозревал, что перерезал глотку, быть может, еще и не моему другу, но уже доверенному человеку. Наверняка он понятия не имел, что сломал мне планы, что по его вине мне пришлось пережить локальный ад.
Вот только его возможное незнание не отменяет того факта, что я не собирался его прощать.
Впрочем, я уверен, что даже если он узнает правду — я не дождусь от него искренних извинений. Максимум, лицемерное «прости, что так сложилось, сам понимаешь, чем могу возместить?». А это мне не интересно. Я не могу представить, что ему нужно сделать, чтоб расплатиться за все, что случилось.
Зато теперь прекрасно знаю, что нужно сделать мне.
— Вы говорили, что не вербуете людей, в чьей благонадежности не уверены, — я замолчал, собирая мысли в кучу, — Я тоже больше не веду дел с первыми встречными, плохо кончается. Поэтому буду говорить прямо. Не вижу ни одной причины, по которой мы бы стали с вами сотрудничать. Но я так же не вижу и причин, по которой мы могли бы стать врагами, раз уж даже убийство Локка и попытка смешать карты не сделали меня вашей проблемой.
Я встал со своего места и, поправив одежду, окинул агентов взглядом.
— Предлагаю остановиться на этом. Я приму вашу помощь, но в ответ могу лишь пообещать, что не стану вам осознанно вредить своими действиями. Но только если ваша деятельность не станет в ущерб мне или… — я сглотнул, — моим близким.
Виктор выдохнул и уставился на меня в ответ:
— Довольно смелая позиция, как для человека, который потерял все свои ресурсы в один щелчок УБИшного пальца, — он улыбнулся, — Мне нравится.
Это несколько сбило меня с толку, но я решил продолжить.
— Это все, что я могу дать. Предложу больше — солгу.
Илья отлип от столешницы и сложил руки на груди.
— Это больше, чем достаточно, для начала, — он нахмурился, словно прикидывая что-то в уме, — Вскоре ты сам поймешь, что наши пути никак не противоречат друг другу, а может, даже и сходятся.
Забавно. Не так много времени прошло, но я уже хоть что-то да начал понимать в политике: в ней нет никакой морали, дружбы или прочего дерьма. Это все фикция. Есть лишь интересы — которые могут пересекаться, а могут расходиться. В этом деле цинизм не редкое и осуждаемое исключение, а самое базовое правило игры.
И в эту игру я готов сыграть.
— Итак, чего ты хочешь, Ротт? — развел руками Виктор, — Чем мы можем тебе помочь?
В горле встал ком. Чего я хочу? Если отбросить всю ту ненависть, что так тянет меня ко дну? Хотелось бы сказать — покоя, но он мне недоступен. Даже если я уеду жить в красивую хижину у горного ручья, скелеты в шкафу и нерешенные вопросы не позволят мне прожить спокойно и дня. Как и УБИ с этими КОБРовцами. Что тем, что тем нужен инструмент. Хотелось бы верить, что когда все решится, когда я стану не нужен — тогда мне и удастся уехать куда-нибудь далеко.