Но на мой вопрос голос лишь рассмеялся.
— Сила? Да нет. Я то, что породило эту силу. Я — перегной, на котором она растет и в который неминуемо возвращается. Вы называете меня…
— Скверной? — я покачал головой, — Но разве все не должно быть наоборот?
— Чем занимались люди на протяжении всего своего существования? Чем они занимаются сейчас? У вас есть одно необъяснимое даже для меня свойство — в страданиях вы замечаете только жертву, в войнах только подвиг, а в убогом — только жалость. Как и во мне вы видите только силу. Хотя, как и со всем остальным, сила лишь отблеск целой картины. Я была первой. Я есть первая. Я буду первой.
По спине снова пробежал холодок. Говорить с пустотой… довольно жутко.
— Но к чему это всё? Зачем тебе я?
— Разве так трудно представить, что даже у меня есть свои желания? Ты просто помогаешь мне их осуществить.
Я посмотрел на свои руки. По какой-то причине они начали переливаться цветами самых разных навыков, однако вскоре стали полностью черными.
— Но… всё, что я делал, было всего лишь мелочной вознёй с кланами… разве это…
— Марк-Марк-Марк, — раздался мужской голос откуда-то из тьмы. — Ты правда думаешь, что всё так однобоко? Дюна состоит из маленьких песчинок.
Я ошарашенно повернул голову назад. Там никого не было, включая Элизу. Вскоре сбоку раздались шаги.
Гиарр прошел мимо исковерканных, зависших в пространстве, тел клановских и встал передо мной, сложив руки за спиной.
— Председатель, что…?
Гиарр засмеялся и в этот момент его лицо словно задрожало.
— Председатель… — он провел рукой около головы, — начальник поезда Шмидт Д., — физиономия мужчины изменилась на лицо машиниста, который встретил нас с Коротышкой посреди мертвого города, — и, собственно, Родион, — внезапно передо мной стоял старик Долгов.
— Ты, — я широко открыл глаза, — всё это время не был Долговым?
Старик тихо рассмеялся.
— Да нет, я был Долговым. Тем, кого ты знал. — он едва заметно поджал губу. — Я начинал рассказывать эту историю нашему общему знакомому Рэджинальду, но концовку он так и не узнал, — Родион улыбнулся. — Времени у нас с тобой предостаточно, поэтому послушай.
— Да что за… — даже малейшая связь с реальностью бежала от меня.
Старик уставился куда-то вверх, вспоминая что-то очень далекое и потерянное во времени.
— У одного парня был пробужденный брат. Очень сильный и могущественный, но вместе с тем… добрый и справедливый. И так случилось, что брат пропал. Все думали, что он погиб, но в какой-то момент брат вернулся. Все не верили своим глазам и радовались произошедшему чуду. Все, кроме самого паренька. Младшего брата. Он видел, что вернувшийся был… кем-то другим. Или чем-то другим. Чувствовал даже. И с каждым днем, с каждым пустым взглядом, с каждым моментом, когда парню удавалось незаметно понаблюдать за братом, с каждой ночью, когда тот уходил и не возвращался до самого утра, это чувство только росло.
— И… ты решил что-то сделать со старшим братом?
Родион покачал головой.
— Марк, я и был старшим братом. Мстиславом, который вернулся.
Слова скопом застряли в горле.
Но к чему тогда весь этот спектакль? Его жена, дети… что-то не сходится.
— Если ты думаешь, что я сделал с ним что-то ужасное, то нет. Мой младший брат, Родион, всегда был прямолинейным малым, и в этой ситуации он поступил как и всегда. Он сказал обо всех своих подозрениях прямо в лицо. Мы просто поговорили.
Родион… или Мстислав, теперь было трудно говорить что-либо наверняка, тепло улыбнулся.
— Он понял меня, я — его. И это взаимопонимание дало свои плоды. Он не стал вешать на меня клеймо нелюдя. Попытался разобраться.
— И жили вы долго и счастливо, — я фыркнул. — А умер он от старости, — учитывая то, что произошло с кланом Долговых дальше, начало истории звучало слишком уж незатейливо.
Старик покачал головой.
— Виной его гибели стала не скверна, а человеческая слепота и наглость, но, — старик цокнул языком, — Ты забегаешь вперед.
Я кивнул.
— Уж извини, просто я самую малость ни черта не понимаю, чего от меня хочет сама Скверна. Предпочитаю разбираться с такими мелочами первым делом. — оставалось только хмыкнуть.
— Чего хочет Скверна? — старик покачал головой, — Это как раз-таки просто. Ни один родитель не хочет, чтобы его дети были больны. А сквернорожденные, оскверенные и прочие создания мертвых городов… они умалишенные, если выражаться простыми словами. Никто из них не в силах слышать скверну, как я или ты, использовать её дары. И чем сильнее люди распространяют скверну, тем больше появляется таких дефективных детей. Это мне тоже удалось донести до брата.