Скорее всего, Белецкий не знал, что под маской скрывалось мое лицо. Возможно, он не подозревал, что перерезал глотку, быть может, еще и не моему другу, но уже доверенному человеку. Наверняка он понятия не имел, что сломал мне планы, что по его вине мне пришлось пережить локальный ад.
Вот только его возможное незнание не отменяет того факта, что я не собирался его прощать.
Впрочем, я уверен, что даже если он узнает правду — я не дождусь от него искренних извинений. Максимум, лицемерное «прости, что так сложилось, сам понимаешь, чем могу возместить?». А это мне не интересно. Я не могу представить, что ему нужно сделать, чтоб расплатиться за все, что случилось.
Зато теперь прекрасно знаю, что нужно сделать мне.
— Вы говорили, что не вербуете людей, в чьей благонадежности не уверены, — я замолчал, собирая мысли в кучу, — Я тоже больше не веду дел с первыми встречными, плохо кончается. Поэтому буду говорить прямо. Не вижу ни одной причины, по которой мы бы стали с вами сотрудничать. Но я так же не вижу и причин, по которой мы могли бы стать врагами, раз уж даже убийство Локка и попытка смешать карты не сделали меня вашей проблемой.
Я встал со своего места и, поправив одежду, окинул агентов взглядом.
— Предлагаю остановиться на этом. Я приму вашу помощь, но в ответ могу лишь пообещать, что не стану вам осознанно вредить своими действиями. Но только если ваша деятельность не станет в ущерб мне или… — я сглотнул, — моим близким.
Виктор выдохнул и уставился на меня в ответ:
— Довольно смелая позиция, как для человека, который потерял все свои ресурсы в один щелчок УБИшного пальца, — он улыбнулся, — Мне нравится.
Это несколько сбило меня с толку, но я решил продолжить.
— Это все, что я могу дать. Предложу больше — солгу.
Илья отлип от столешницы и сложил руки на груди.
— Это больше, чем достаточно, для начала, — он нахмурился, словно прикидывая что-то в уме, — Вскоре ты сам поймешь, что наши пути никак не противоречат друг другу, а может, даже и сходятся.
Забавно. Не так много времени прошло, но я уже хоть что-то да начал понимать в политике: в ней нет никакой морали, дружбы или прочего дерьма. Это все фикция. Есть лишь интересы — которые могут пересекаться, а могут расходиться. В этом деле цинизм не редкое и осуждаемое исключение, а самое базовое правило игры.
И в эту игру я готов сыграть.
— Итак, чего ты хочешь, Ротт? — развел руками Виктор, — Чем мы можем тебе помочь?
В горле встал ком. Чего я хочу? Если отбросить всю ту ненависть, что так тянет меня ко дну? Хотелось бы сказать — покоя, но он мне недоступен. Даже если я уеду жить в красивую хижину у горного ручья, скелеты в шкафу и нерешенные вопросы не позволят мне прожить спокойно и дня. Как и УБИ с этими КОБРовцами. Что тем, что тем нужен инструмент. Хотелось бы верить, что когда все решится, когда я стану не нужен — тогда мне и удастся уехать куда-нибудь далеко.
Вот только скорее меня просто устранят (это слово подходит для моей ситуации куда лучше, чем «убьют»). Республиканцы знают о моем бессмертии, но ведут себя так, словно этот занятный факт их совсем не интересует, что не может не вызывать подозрения. Даже представлять не буду, какие именно у КОБРа планы на меня, поэтому снова клевать на один и тот же крючок я не собираюсь.
Так что да, я просто хочу решить открытые вопросы и сделать так, чтоб я смог жить простой размеренной жизнью, без призраков прошлого.
Я встряхнул головой и скинул с себя порыв рефлексии. В топку.
Итак. Они не переборчивы в методах, значит? Хорошо, что я тоже.
— Информация? Связи? — Илья склонил голову вбок, ожидая, что я попрошу о чем-то столь банальном.
Но чем больше они мне дадут — тем больше я буду им обязан. И поэтому мое желание все таки будет банальным, но между тем — невыполнимым. Я собираюсь попросить то, что мне так нужно и одновременно то, что они не в силах будут мне предоставить в полной мере. И тогда мы квиты.
— С этим я сам разберусь. — я ухмыльнулся, — Знаете, чего мне действительно не хватает?
Мужчины заинтересованно приподняли брови. Я же про себя ухмыльнулся
— Силы. Личной.
— Ну, это легко, — сказал Укольцев, хмыкнув, — Методика проста. Сто отжиманий, сто приседаний и десять километров бега каждый день — и ты станешь сильнее. А мы же лично проследим, чтоб ты не отлынивал. Сойдет?
Я закатил глаза. Ну да, никто не отменял того факта, что у них может быть чувство юмора. Хреновое чувство юмора.
— Будь у меня время — я бы и сам что-то придумал. А так… — я развел руками, — Это действительно не так просто, иначе я бы не сидел сейчас перед вами. Недавний опыт показал, что мне чертовски не хватает возможности не дохнуть от любого чиха, — утрированно, но это так. — Это все классно, когда у тебя есть что-то вроде бессмертия. Но на практике я уже до*ера раз оказываюсь в той ситуации, когда по вине моего бессилия наступает п*здец.
Конечно, я понимаю, что на любого толстого носорога найдется еще более толстый зверь. И всегда стоит строить планы так, чтоб случайно не встретиться с ним, а если этой встречи не миновать — то сделать так, чтоб она состоялась на выгодных условиях. Вот только последние разы он выскакивал с той стороны, откуда я его совсем не ждал — из кустов, форточки и даже унитаза. Этот урок я учел. Именно потому я собираюсь сделать все, чтобы подобные неожиданности больше не оказывались для меня столь фатальными. С их помощью или без.
КОБРовец замолчал, то ли задумавшись, то ли решив дать мне высказаться уже всерьёз. Я продолжил:
— Сразу скажу. Вы не сможете мне этого дать. Никто не может.
— Ну, — Илья выключил звук на телевизоре и повернулся ко мне, — Полагаю, кое-что мы все-таки в силах сделать. Рыбу, конечно, не дадим, но вот с удочкой помочь сможем. Для начала, что ты знаешь о своем атрибуте?
— Уроборос? — я замер на миг. Чертова штука, из-за которой с самого моего пробуждения и до последних событий я был никем и никем же не принимался всерьез. — Знаю, что она не дает воздействовать на меня силой — какой-либо, кроме моей собственной.
— А как ты думаешь, почему он называется именно «Уроборос»?
— В честь змея, пожирающего собственный хвост. Черт его знает. Просто красивая кличка.
— Да, в этом есть доля правды, название красивое, но дано оно не просто так. Ведь не просто так их называют мифическими именами.
Я пожал плечами. Да плевать.
— Что вообще подразумевают у вас в стране под словом Атрибут?
Я поковырялся в памяти. Да уж, если ты — лишь фиктивный наследник клана, то и все необходимые наследнику знания вкладывают в твою голову кое-как. А разбираться приходится самому, на коленке. Готов спорить, покойный Рэм мог бы оттарабанить ответ на этот вопрос как по учебнику.
— Тип структуры энергоканалов, — я наморщил лоб, формулируя свое понимание в слова, — Характерная особенность магии, которую они определяют.
Так уж вышло, что при пробуждении форма и структура энергоканалов образуется случайно. В львиной доле случаев она копирует родительскую — не полностью, но в достаточной степени, чтобы существовали родовые Атрибуты. Нередко — в той или иной степени повторяет структуру кровеносной системы. Но бывает, что переплетения ложаться совсем непредсказуемым образом. Как у меня.
— Так вот, Марк, твоя особенность, — заговорил Илья, видя мою заминку, — Это замкнутость на себе. У тебя нет открытых каналов, концов, точек входа и выхода энергии. Все трубки в теле замкнуты на тебе. Как результат — ты не отдаешь энергию вовне, а также и она извне не может проникнуть в тебя. Без рассеивания силы внутренние манипуляции выполняются в разы эффективнее, достигая намного более чистого результата.
Странно. Пусть меня и учили спустя рукава — но все-таки учили, а это я слышу впервые. Я, конечно, что-то подобное заметил в себе, но не придал важности.
Похоже, в Республике другой подход к пробуждению и силе.
— В твоей стране используют допотопные методы — основанные на печатях, — заговорил Виктор, причём таким тоном, будто растолковывал первокласснику очевидные азы. — Это направление, в котором вы больше всего развились и которое больше всего видоизменили — и которое, вместе с тем, видоизменило ваш образ мышления. Знаешь, как людям, привыкшим к метрической системе, трудно затем перейти на мили, ярды и акры?