— На какое-то время? — я поглядел на него. — Ну, вот это время вышло. И что дальше?
— А дальше — жизнь, — он глядел на меня спокойно, не отводя глаз. Во взгляде были мудрость, понимание и терпение. — Иногда на обломках. Но жизнь. Для ещё нескольких поколений. И задел для того, чтобы следующую беду тоже было кому встретить.
Странно, но от его слов мне действительно становилось легче. Понял ли Люций какую-то истину ещё тогда, во время Кайзербергской Бойни, когда пробудился, или постиг её позже, будучи Императором, а может, узнал во время бесконечно долгой схватки со скверной?
Неважно. Важно лишь то, что он знал эту истину, и он передавал её мне.
— Найди способ всё исправить, — Люций снова уставился в окно — и туман за ним стал медленно редеть; за неумолимой белизной наконец-то начали проступать пока что неясные силуэты. — То, что обитает в моём теле, хочет для страны блага, но понимает его по-своему. Как и другие силы, которые, если уж начистоту, виновны в случившемся куда больше тебя.
— Виновны? — я поглядел на него, затем стал вглядываться в окно.
И увидел площадь — или, точнее, то, что было отражением площади через призму какого-то странного, потустороннего взгляда.
Кажется, эти светлые пятна — люди? Какие-то были ярче, какие-то тускнее. Приглядевшись, я мог на миг уловить то, как они выглядят в реальной жизни.
— Как я и сказал, — заметил Люций, — не вздумай взваливать всю вину на себя, Марк, тем более, что это не так. Но и не беги. Исправь всё.
А это тёмное пятно… Император? Та сущность, что заняла тело Люция. Он стоял в первом ряду — спокойно, уверенно, скрестив руки на груди.
Когда я понял, куда смотрит он — и куда смотрят все остальные — до меня дошло, что я вижу перед собой.
Десять часов. Казнь.
Я перевёл взгляд на человека, стоящего на помосте. Настоящий облик было уловить чертовски сложно… но я сразу увидел, что его сияние тоже выкрашено в тёмный цвет. Конечно, с чернильной мглой осквернённого Императора это было не сравнить — так, тёмное пятнышко — но всё же было в этом пятнышке что-то, что приковывало взгляд…
Я сощурился. Это было что-то вроде тех картинок, где нужно увидеть в плоском изображении трёхмерную фигуру — и я никак не мог поймать этой самой фигуры. Не мог долгое время. А потом…
— Нет, — я покачал головой. Мои глаза расширились, я схватился за столешницу. — Нет, нет, нет, нет! Да ну нахер. Да ну нахер! Вы, сука, шутите!
Глава 28
Слабость.
Император ненавидел слабость — тот единственный яд, ту омерзительную пагубу, которая стояла между ним и всеобщим благоденствием. Слабость означает невозможность сделать то, что ты задумал, переделать мир по своему видению. А эта невозможность означает несовершенный мир.
Время слабости прошло. Пришло время силы.
Он улыбнулся сам себе, глядя в зеркало. Несмотря на прошедшее время и изменившуюся моду, его новый костюм был… похожим на те, что он носил в прежние дни. Превосходно. Аристократии пристало чтить традиции.
Пора.
Император шествовал по покоям, сопровождаемый молчаливыми слугами. В этих стенах, где ещё вчера просыпался совершенно другой человек, называвшийся его титулом, теперь царило молчание — почтительное, благоговейное.
Что ж, стоило признать — прошлый он неплохо придумал с Императорской Печатью. Это… значительно всё упростило. Люди, разумеется, были шокированы его появлением; воскрешением покойника, «умершего» столько лет назад. Но — они не сомневались в его подлинности.
Нет сомнений — нет возражений. Нет возражений — нет слабости. Всё идёт так, как должно идти, а изумление, перешёптывания за спиной и прочее… сойдёт на нет.
В конечном счёте, Императору было плевать, какие легенды народ сложит о его воскрешении. Если начнёт обожествлять — то лишь к лучшему. Главное, что они ему покорны. Его вчерашнее выступление с печатью перед камерами… убедило всех.
— Ваше Величество, — тихо сообщил ему один из слуг, низко кланяясь. — Автомобиль подан и ожидает вас снаружи.
— Так едем, — коротко ответил Император.
Ему нельзя было опаздывать.
Император никогда не тешил себя опасными иллюзиями, будто ему, как главному и могущественнейшему из всех, «можно всё». Напротив. Слишком важная на него была возложена миссия. Слишком тяжкий груз. Император жил по нотам, и каждый его шаг был его долгом.
И сейчас такой необходимостью являлась и эта казнь.
Марк Ротт не убивал его потомка. Это было совершенно ясно — просто потому, что Император помнил свою короткую встречу с Роттом. Такой… вообще никого не может убить. Ну, и к тому же — он успел вчера изучить отчёты, и всё действительно не сходилось по срокам.