А ведь старик был прав, подумал я. Фокус, который я собирался провернуть… именно он научил меня ему.
Я — бесконечное вместилище для скверны, так? Однажды он уже влил её в меня — целое море. Затем я поделился частью с Люцием. И сейчас я собирался забрать своё обратно.
— Ты жалкий мальчишка, — скривился Люций. — То, что вышло у тебя по случайности — не твоя заслуга, и ты лишь…
Я не ответил. Пускай толкает речи, пускай делает что хочет. Пока он говорит — он не мешает мне подойти?
Кажется, он был даже не против, когда я размахнулся, чтобы ударить его. Он был твёрдо уверен — и не без причины, кстати — что мой удар ему не повредит.
Так оно и произошло. Удар был ему как слону дробина.
Впрочем, это я знал и так. Моя рука прикоснулась к Люцию — и…
— Что там происходит? — Рубан вгляделся в бинокль.
— Они рядом, — кивнул Карлов. — Буквально в упор. Не знаю, что происходит, не знаю, что они делают… там огонь и эти мертвецы… Но они рядом.
Рубан почти не удивился, когда позади него щёлкнул затвор. Снова.
На этот раз никто не собирался целиться; Рубан успел уклониться только потому, что тоже хорошо знал Карлова и Укольцева. Достаточно хорошо, чтобы понять: Карлов обращался не к нему.
— Что за дилетантизм, — выдохнул он, кидаясь вперёд и пытаясь выхватить у Укольцева пистолет. — Неужели нельзя было пристрелить меня там, внизу, и уже самим дождаться нужноо момента?
— Кто знал, как пойдёт дело, — Карлов, не торопясь, вытащил ещё один пистолет. — Рубан, ты же понимаешь, что…
Укольцев тоже попытался уйти в сторону, но Рубан оказался проворней. Два движения — и вот собственный же пистолет КОБРовца оказался прижат к его голове.
— Давай, Карлов, стреляй, — прохрипел Рубан. — Убьёшь напарника?
— Любой, кто служит в КОБР, знает, что может погибнуть смертью храбрых, — пожал плечами Карлов. — Смерть друга будет трагедией для меня. Смерть Люция и Марка Ротта — необходимость для всей Республики. Что один, что второй — угроза национального масштаба…
Идиоты, подумал Рубан. Идиоты, вы даже не знаете, что пытаетесь сделать. Или знаете?..
Какая к чёрту разница. И сколько можно играть в поддавки, блефовать, но не стрелять…
Пора стрелять.
И Рубан выстрелил.
Поначалу мне казалось, что ничего не получится. Что Люций отбросит меня, что занесёт руку для удара, и…
…скверна вливалась в меня. Казалось бы, куда уж больше — но она прибывала и прибывала; казалось, что мой мозг разорвётся от боли, и в то же время я чувствовал себя сильнее, чем когда-либо.
Больше скверны — сильнее осквернённые, так? А если скверны будет меньше? Если она вся войдёт в меня?
Император пытался трепыхаться, но, пока я набирался мощи — он лишь слабел. Я крепко схватил его за горло, почти не чувствуя сопротивления.
Я знал, что там, за моей спиной, останавливаются зомби, теряя энергию, которая заставляла их двигаться после смерти, забывая отданные им приказы. Знал, что это — конец для Люция.
И, судя по взгляду, Император тоже знал, что это конец.
Я выполнил то, что обещал. Исправил то, что произошло по моей вине — по крайней мере, самую важную часть. Оставалось, конечно, очистить от скверны и столицу, но я знал, что сделаю это — с Гьяллархорном или без.
Жаль, конечно, что эта идея не пришла мне в голову раньше. Но… Иногда уроки нужно выучить, а идеям — дать дозреть. Возможно, в другое время, в другом месте, а главное — при других обстоятельствах у меня бы не появилось такого шанса, какой был сейчас.
Скверна продолжала вливаться в меня прямым потоком. Я знал, что выдержу.
Эпилог: сразу после
…дотлевающие здания бараков освещали комплекс завода ярко-алым светом, но там, сверху, небо было светлым.
Тела мертвецов стали… просто телами. Без скверны, что питала их, без воли Императора (я не хотел называть его Люцием, тем более, что он и сам отверг это имя). Они лежали повсюду, тут и там — целые и нет, обгоревшие, подгнившие. Самой омерзительной была мумия, лежавшая у моих ног.
Живые… живые стояли чуть в отдалении от нашей троицы. Рядом с нами находилась лишь Марианна, до сих пор не сказавшая ни слова — и тело Родиона. Неужели он всё-таки…
— Марк, — Элиза беспокойно поглядела на меня. — Ты в порядке?
Я пожал плечами.
— Бывало и хуже.
— Сколько… её в тебе теперь?
— Не больше, чем было в первый раз, — отозвался я. — Не то, чтобы к этому можно было привыкнуть, но, во всяком случае, это не в новинку.
Мне понадобится бункер — крепкий бункер, снабжённый печатями, не пропускающими скверну наружу — и пистолет. Десяток раз выстрелить себе в голову, и этого хватит, чтобы перестать быть атомной бомбой с руками и ногами. Может, два десятка, три или четыре… Точно я не мог предположить.