Выбрать главу

— Конечно, — с удивлением ответил Дикки, — но почему вы не сделали этого раньше?!

— Ох, — ответил англичанин, — она, — он показал на девушку, — жива и кричала о помощи, а моя жена, может быть, уже мертвая.

— Вы правы! — сказал Дикки, пожимая руку англичанину, и вместе с девушкой пошел отыскивать ее отца.

Девушка оказалась русской, дочерью одного из представителей Роста. На Блефе ее остановили знакомые, и она, поблагодарив Дикки, ушла с ними. Он решил вернуться назад в центр.

Во время таких несчастий сначала кажется все диким и неприятным; потом, если человек не потерял своей головы и находится в приличном, относительно, состоянии, все опрашивается в цвет заманчивого, очень романтичного приключения.

Так было и с Дикки. Он, в конце концов, потерял очень немного. Можно ли говорить о гибели пары костюмов и пишущей машинки, когда рядом входили в землю тонны человеческой крови?

На первых шагах Дикки пожалел об отсутствии своего фотоаппарата; но ему повезло. В обломках одного здания он наткнулся на какой-то железный ящик и в ящике обнаружил хороший аппарат и кучу пленок.

Толпы народа бежали в поле и к морю. Дикки решил заняться обследованием города. Приходилось совершать очень сложные пируэты. Огонь плотной линией приближался с севера и востока.

Как кошмарную мелочь, Дикки заснял труп наполовину сгоревшего японца, защемленного землей до половины груди. Рядом с японцем высились ноги собаки, у которой в щель ушла голова и передняя часть туловища.

Со стены какого-то дома на Дикки стрелой вылетела голая женщина. Концы ее волос горели. Из правой руки шла кровь. Она не знала, что ей делать и с воем бежала вперед, сжимая в левой руке полотенце.

Дикки догнал женщину. Потушил ей волосы. От полотенца оторвал кусок и перевязал ей руку. Когда женщина хлебнула рома из бутылки Дикки, она немного пришла в себя и покраснела.

— Ничего, не стесняйтесь! — предупредительно сказал Дикки и накинул на нее свой пиджак, — скажите, куда проводить вас?

— Не знаю, — отвечала женщина по-английски, — наш дом горит…

В это время из обломков показалась фигура китайца. Китаец подбежал к женщине, подал ей кимоно и туфли. Дом горел.

— Лю-Хо, — сказала женщина, — пойдем на Бунд, там сядем на пароход!

Женщина поблагодарила Дикки и скрылась с китайцем по направлению к морю.

Через короткие промежутки времени Дикки отмечал в своей записной книжке колебания земли.

Толпы народа уменьшились. Дикки захотел есть. И сумерки, настоящие сумерки спустились на город. Развалины горели, а со всех сторон, даже с моря, горизонт облизывался заревом огромного пожара. Где-то далеко взрывались баки с керосином, нефтью и бензином.

И в наступающих сумерках, за несколько миль от Иокогамы, антенны радио метались с призывами о помощи ко всем странам мира. Страна восходящего солнца погружалась в ужас и мрак.

II

В Сан-Франциско приняли сообщение через три часа после катастрофы, а через четыре — сухопарый адмирал тихоокеанских флотилий давал распоряжения о погрузке на одном из военных судов продовольствия для потерпевших.

Через четыре часа из Фриско снялась эскадрилья военных самолетов. Через пять — флотилия серо-зеленых американских красавцев, с развевающимися флагами, покинула военную гавань Фриско и горделиво пошла к Иокогаме. На борту одного из бронированных судов скромно приютились ящики с консервами, маисом и бобовой мукой, и на всех нагло смотрели вперед из своих люков задранные дальнобойные…

В далекой стране на запад от Японии, в стране, которую японский империализм обворовывал и грабил, несчастье японцев нашло живой отклик и сочувствие. Во Владивостоке образовалось общество помощи, а в Москве — красной столице мира — газеты надрывались от боли и рабочая страна собрала сотни тысяч золотых рублей на помощь рабочим Японии.

Из Владивостока вышел пароход в пять тысяч тонн; пассажирский пароход, груженый продовольствием и медикаментами для потерпевших. Пароход назывался «Ленин»…

Диктатор Америки, Доллар в тайниках своей души радовался несчастью соперницы по Тихому океану… Он радостно потирал жирные руки и предвкушал последствия катастрофы.

На мировых биржах иена, стоявшая так же высоко, как доллар, сломя голову, проделывая невозможные прыжки, полетела вниз. Японские представители поубавили пылу и надели траурный креп на свои радужные пальто и броссалино. В Москве, на сельскохозяйственной выставке, в потоках солнца и пестрой толпы, как-то растерянно открылся японский павильон, такой хрупкий, нежный и маленький.