Все время Бобби присутствовал в доме лейтенанта, и никто, даже мы, его не заметили.
Не замечала его и Женя. А Бобби очень хорошо заметил Женю. Бобби опять нашел причину для новой зависти и почему-то уверил себя, что его лейтенант пользуется успехом у мисс Джесси. В конце концов, Бобби не удалось слиться с фоном коттеджа Арчибальда, — Сесиль вспомнил о нем и познакомил Бобби с Женей.
— Я очень рада, — неопределенно сказала она.
Бобби неопределенно вспыхнул. После этого он, как угорелый, носился по окрестностям и искал брата мисс Джесси. Он останавливался около всякого европейца, обдумывал, может или не может этот человек быть Диком Редом и, наконец, братом мисс Джесси. Он бегал везде: рыскал по деревням, ездил в город, спрашивал у знакомых и даже стал немного определеннее. Наконец, он решил остановиться на станции Келал. Бобби, с утра до вечера, вместе с начальником станции выходил к поездам и, проходя по составу, вглядывался в бритые лица и в пробковые шлемы.
Поезд сделал несколько остановок и, наконец, остановился в Келале. Дикки беспокоился и недоумевал. Сакаи не появлялся. На каждой остановке Дикки выходил из купе и осматривал столько вагонов, сколько успевал. В Келале ему нужно было выходить совсем. Глупая станция и глупое положение. Все явки находились у него, деньги — тоже. Дикки выскочил из купе и в последний раз решил поискать маленького японца. Теперь он начал осмотр планомерно и не пропускал ни одного места.
Красивый парень со всеми, присущими американскому малому, данными произвел большое впечатление на Бобби и сыщик, подняв воротник своего пиджака, погнался за Дикки.
Поезду надоело стоять. Поезд тронулся! Поезд уехал! Дикки ничего не оставалось, кроме злобы на самого себя. Он машинально вынул из кармана папиросу, откусил большую половину мундштука и бросил ее через плечо.
Папиросу, — очень ловко, движением, делавшим честь колледжу, в котором Бобби кончил университетский курс, — папиросу Дикки поймал сыщик. Он моментально извлек из какого-то кармана лупу и внимательно со всех сторон осмотрел ее, но папироса не представляла собой ничего особенного и была как тысячи тысяч других первосортных индийских папирос.
Но для Бобби было достаточно того, что недостаточно для всякого другого. Он растворился в бросившем папиросу человеке и решил, что только джентльмен, потерявший очаровательную сестру, может так нервничать и искать.
— Именем закона его величества короля, вы арестованы!..
Бобби направил небольшой кольт приблизительно в живот Дикки.
Дикки подумал, что все кончено, и решил повиноваться. Бегство было бы бессмысленно, но все же он поборол волнение и спросил:
— Чего вы хотите?
— Ваше имя?!
Под напором чьей-то неведомой воли, Дикки ответил:
— Дикки Ред.
Бобби улыбнулся. О, он докажет всем свою гениальность. Вслух, повелительно бросил:
— Следуйте за мной!
Арчибальд Сесиль работал в кабинете. Он составлял доклад об очевидно ложном доносе. Арчибальд был уверен в ложности доноса. Ни одного бунтовщика он не нашел в подземельях развалины. Арчи торопился как можно скорей кончить занятия, чтобы отправиться с Женей верхом.
В тот момент, когда он хотел поставить точку в конце последней фразы, распахнулась дверь и влетел симпатичный парняга, подталкиваемый сияющей головой сыщика. Арчибальд понял. Он понял, отчего может сиять Бобби, с таким таинственным видом вталкивая джентльмена. Арчибальд распахнул дверь в соседнюю комнату и крикнул:
— Джесси! Ваш брат!..
Женя читала книгу. Книга выпала из ее рук. Она, оторопев на мгновение, свистнула, что-то сообразила и, влетев в комнату лейтенанта, повисла на шее Дикки и покрыла поцелуями его лицо.
И в первый раз в жизни Дикки Ред ничего не понял.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ,
или толпа, потерявшая терпение
В конце концов происшествие перестало быть смешным и стало попросту скучным. Полицейские были слишком грубы, рожа принца глупа, а жаркая погода совсем не располагала к болтанью по пыльным улицам. И Виктор и Бинги стали прицеливаться, как бы улизнуть от этого дела.
Но это было нелегко. Полиция крайне внимательно следила за всеми, с таким трудом согнанными ею для встречи принца людьми, и говорить о незаметном бегстве не приходилось. Оставалось одно: бежать совершенно явно и открыто, полагаясь на силу и выносливость своих ног.