Шикарное здание горело и по запаху можно было подумать, что недалеко средневековая кухня, в которой жарится стадо хороших быков и баранов.
Но, к сожалению, аппетитный запах жареного мяса исходил от сотни американцев, насмерть заваленных фешенебельными обломками отеля и жарившихся в собственном соку на пылающих развалинах.
В поисках воды Дикки забрел в какой-то разнесенный магазин и, пока копался в досках, ища уцелевшую бутылку лимонада, услышал интересный разговор.
На другой стороне улицы, рядом с развалинами магазина, когда-то стоявшего напротив, из обломков раздался крик о помощи, а пробегавший мимо высокий человек крикнул по-английски:
— Кто здесь?!
— Помогите! — отвечали из обломков.
Англичанин бросился на помощь и скоро из обломков появилась молодая девушка лет 18, побелевшая от перенесенного страха.
— Вы целы? — спросил англичанин.
— Да! — кивнула девушка.
Дикки нашел три бутылки рома и присоединился к ним.
— Вот, — сказал он, подавая англичанину и девушке по бутылке, — это вас подкрепит немного.
— Олл-райт, — ответил англичанин, — квайт велл! Послушайте, — обратился он к Дикки, — вы, может быть, проведете мисс, а я пойду отыскивать свою жену.
— Конечно, — с удивлением ответил Дикки, — но почему вы не сделали этого раньше?!
— Ох, — ответил англичанин, — она, — он показал на девушку, — жива и кричала о помощи, а моя жена, может быть, уже мертвая.
— Вы правы! — сказал Дикки, пожимая руку англичанину, и вместе с девушкой пошел отыскивать ее отца.
Девушка оказалась русской, дочерью одного из представителей Роста. На Блефе ее остановили знакомые, и она, поблагодарив Дикки, ушла с ними. Он решил вернуться назад в центр.
Во время таких несчастий сначала кажется все диким и неприятным; потом, если человек не потерял своей головы и находится в приличном, относительно, состоянии, все опрашивается в цвет заманчивого, очень романтичного приключения.
Так было и с Дикки. Он, в конце концов, потерял очень немного. Можно ли говорить о гибели пары костюмов и пишущей машинки, когда рядом входили в землю тонны человеческой крови?
На первых шагах Дикки пожалел об отсутствии своего фотоаппарата; но ему повезло. В обломках одного здания он наткнулся на какой-то железный ящик и в ящике обнаружил хороший аппарат и кучу пленок.
Толпы народа бежали в поле и к морю. Дикки решил заняться обследованием города. Приходилось совершать очень сложные пируэты. Огонь плотной линией приближался с севера и востока.
Как кошмарную мелочь, Дикки заснял труп наполовину сгоревшего японца, защемленного землей до половины груди. Рядом с японцем высились ноги собаки, у которой в щель ушла голова и передняя часть туловища.
Со стены какого-то дома на Дикки стрелой вылетела голая женщина. Концы ее волос горели. Из правой руки шла кровь. Она не знала, что ей делать и с воем бежала вперед, сжимая в левой руке полотенце.
Дикки догнал женщину. Потушил ей волосы. От полотенца оторвал кусок и перевязал ей руку. Когда женщина хлебнула рома из бутылки Дикки, она немного пришла в себя и покраснела.
— Ничего, не стесняйтесь! — предупредительно сказал Дикки и накинул на нее свой пиджак, — скажите, куда проводить вас?
— Не знаю, — отвечала женщина по-английски, — наш дом горит…
В это время из обломков показалась фигура китайца. Китаец подбежал к женщине, подал ей кимоно и туфли. Дом горел.
— Лю-Хо, — сказала женщина, — пойдем на Бунд, там сядем на пароход!
Женщина поблагодарила Дикки и скрылась с китайцем по направлению к морю.
Через короткие промежутки времени Дикки отмечал в своей записной книжке колебания земли.
Толпы народа уменьшились. Дикки захотел есть. И сумерки, настоящие сумерки спустились на город. Развалины горели, а со всех сторон, даже с моря, горизонт облизывался заревом огромного пожара. Где-то далеко взрывались баки с керосином, нефтью и бензином.
И в наступающих сумерках, за несколько миль от Иокогамы, антенны радио метались с призывами о помощи ко всем странам мира. Страна восходящего солнца погружалась в ужас и мрак.
В Сан-Франциско приняли сообщение через три часа после катастрофы, а через четыре — сухопарый адмирал тихоокеанских флотилий давал распоряжения о погрузке на одном из военных судов продовольствия для потерпевших.
Через четыре часа из Фриско снялась эскадрилья военных самолетов. Через пять — флотилия серо-зеленых американских красавцев, с развевающимися флагами, покинула военную гавань Фриско и горделиво пошла к Иокогаме. На борту одного из бронированных судов скромно приютились ящики с консервами, маисом и бобовой мукой, и на всех нагло смотрели вперед из своих люков задранные дальнобойные…
В далекой стране на запад от Японии, в стране, которую японский империализм обворовывал и грабил, несчастье японцев нашло живой отклик и сочувствие. Во Владивостоке образовалось общество помощи, а в Москве — красной столице мира — газеты надрывались от боли и рабочая страна собрала сотни тысяч золотых рублей на помощь рабочим Японии.
Из Владивостока вышел пароход в пять тысяч тонн; пассажирский пароход, груженый продовольствием и медикаментами для потерпевших. Пароход назывался «Ленин»…
Диктатор Америки, Доллар в тайниках своей души радовался несчастью соперницы по Тихому океану… Он радостно потирал жирные руки и предвкушал последствия катастрофы.
На мировых биржах иена, стоявшая так же высоко, как доллар, сломя голову, проделывая невозможные прыжки, полетела вниз. Японские представители поубавили пылу и надели траурный креп на свои радужные пальто и броссалино. В Москве, на сельскохозяйственной выставке, в потоках солнца и пестрой толпы, как-то растерянно открылся японский павильон, такой хрупкий, нежный и маленький.
В розовом, низком помещении гирлянды всевозможных флажков, маленькие безделушки с обязательным вылизанным вулканом Фудзи-Яма.
Тонкой работы слоновая кость в виде всевозможных маленьких фигурок, искусственные цветы, бумага, краска, тушь, резиновые вещи, шелковые изделия…
Розовый павильон скромно сжался, осиротел, обиделся. А рядом с ним блестели полированные четкие машины итальянской фирмы «Чекки».
Известие о землетрясении собрало у японского павильона много народа; здесь же начались сборы в пользу пострадавших. На сцене открытого театра выставки делались доклады…
Японские представители, маленькие, хитрые дипломаты, ходили, скромно потупив глаза и разбрасывали фразы о своем желании наладить добрососедские отношения с СССР.
На русском Сахалине, оккупированном японскими войсками, фирмы, субсидирующие партии японских аристократов, капиталистов и буржуа, выкачивали нефть.
В Японии дети и женщины, в не задетых землетрясением областях, продолжали работать по двенадцать и четырнадцать часов в сутки.
У власти — стояли аристократы, непосредственно грабили народ мелкие дворяне; рабочие работали в городах, крестьяне — по деревням…
Товарищ Сен-Катаяма делал доклады и разоблачал телеграммы японского телеграфного агентства о восстании корейцев.
Он сказал, какие корейцы восстали в Японии. В телеграммах говорилось:
«Воспользовавшись паникой, вызванной катастрофой, корейцы попытались захватать власть в свои руки. Восстание подавлено полицией. Бунтовщики расстреляны».
Товарищ Сен-Катаяма оказался прав.
Пересекая Тихий океан, шла военная эскадра Соединенных Штатов Северной Америки.
Вздыбливая волны Японского моря, огибало остров Ниппон судно «Ленин».
Дикки Ред здорово хотел есть. Он запарился. Скольким он помог выбраться из каши! Каких только ужасов он не насмотрелся! Но в десять часов ему определенно захотелось есть и стало невыносимо душно в атмосфере гари, грязи и пламени. Он решил пойти туда, куда шли все. Все шли в две стороны. К морю и к полю. На запад и на восток. Дикки решил, что будет умнее, если он пойдет в поле.