— Надо внимательно разобраться, Бинги. Надо поискать еще.
Они оба лихорадочно рылись в клочках газетной бумаги и постепенно восстановили заголовок, давший им возможность определить дату сообщения.
— Это совсем недавно, Бинги. Там еще не кончилось дело. Эх, почему мы сейчас не в России?
Он рыскал глазами по строчкам и столбцам, стараясь из мелких случайных телеграмм восстановить общую картину положения дел. Газета была реакционная и, несомненно, преуменьшала значение событий, но даже в ее передаче значительность происшедшего била в глаза. Бинги едва успевал соображать, в чем дело. Он не отдавал себе ясного отчета в деталях случившегося, но он знал, где находится Германия, а слова Виктора о всемирном значении поведения германских рабочих было для него совершенно достаточно, чтобы с интересом разбирать текст сообщений.
— А вот тут еще что-то, — протягивал он Виктору подобранные им клочки. — И тут вот.
Они были в этот момент довольно далеко от поезда и стояли к нему спиной. Они совершенно забыли о поезде, и о цели своей поездки, и о своих спутниках, оставшихся в купе.
Англичане, как известно, народ очень хладнокровный. Они не способны увлекаться чем-нибудь до потери чувств, времени и пространства. Они точны, как хорошо собранные часы, и аккуратны, как члены лиги времени[1]. Поэтому англичанам не надо системы трех звонков и выкликиваний кондуктора при отправке поезда. В положенное время, минута в минуту, поезд трогается и человеку, упустившему четверть секунды, предоставляется полнейшая возможность бежать по рельсам и в отборных ругательствах проклинать точность и аккуратность железнодорожной администрации. Ему не воспрещается прыгать в вагон на ходу, но это сопряжено с неприятностями, за которые железная дорога и страховая касса не отвечают, так что единственное, что ему остается, — это постараться быть аккуратнее в следующий раз.
Ни Бинги, ни Виктор не были англичанами, и хладнокровием, доходящим до отсутствия способности увлекаться чем бы то ни было, они не отличались. Газета заставила их позабыть обо всем, кроме того, что было в ней напечатано и ни свисток кондуктора, ни гудок паровоза, ни крики Фатьмы и Сакаи не могли убедить их в необходимости поторопиться, так как никакие звуки внешнего мира не долетали до их ушей, слышавших громы баррикадных боев и победоносные песни германского пролетариата.
Поезд ушел точно по расписанию и исчез за поворотом, оставляя за собой полосу свивающегося клубами дыма.
Какой-то англичанин в белом пробковом шлеме, стоявший около путей, задумчиво посмотрел на поезд, потом перевел свой взгляд на Бинги и Виктора. Он заметил их как раз в ту минуту, когда кондуктор дал свой свисток. Он не сомневался, что этот джентльмен и этот негр, — негры, как известно, в глазах англичан не джентльмены — что оба они с этого поезда. Долг вежливости обязывал его предупредить их об отходе поезда, но тот же долг вежливости не позволял мешать их чтению газеты. Нельзя прерывать человека разговором, когда он занят. Голоса Фатьмы и Сакаи, высунувшихся из окна купе, несколько поколебали его в правилах хорошего тона, и он двинулся уже по направлению к Виктору, но тот в это время взял новый клочок газеты и весь ушел в его чтение. Нет. Положительно невозможно нарушить правила джентльменского обхождения. Придется дать этому человеку окончить чтение газеты. Однако, англичанин подошел поближе и старался легким покашливанием обратить на себя внимание. Это было не так-то легко. Виктор, по-видимому, не имел намерения прислушиваться к чему бы то ни было, а Бинги не менее его ушел в переваривание не вполне понятных, но таких радостных и бурных телеграмм.
Наконец назойливый кашель вежливого джентльмена привлек внимание Виктора. Он повернул голову и англичанин немедленно воспользовался этим жестом, чтобы крайне вкрадчиво и мягко побеспокоить его:
— Если я не ошибаюсь, то это ваш поезд ушел пять минут тому назад. Я считал невежливым прервать ваше занятие и…
Виктор посмотрел на запоздалого благодетеля, на легкий дымок, струившийся из-за поворота и, немного подумав, сказал по-русски:
— Дурак!
Англичанин не понимал русского языка и, расплывшись в широченную улыбку, ответил:
— Рад служить, сэр.
— Совсем идиот! — добавил Виктор.
— Сэр слишком любезен.
И, довольный столь удачно выполненной миссией и восхищенный обходительностью этого иностранца, англичанин пошел к станции. Виктор послал ему вслед еще несколько подходящих эпитетов, потом взглянул на Бинги и расхохотался:
— Оба, брат, мы с тобой дикари. Нам еще нужны звоночки, да не меньше как три.
— Что же делать, Виктор?
— Пойти на станцию и справиться, когда идет следующий поезд.
Так и сделали. Оказалось, что до следующего поезда придется ждать по меньшей мере около суток.
— Ну нет, на это я ни в коем случае не согласен, — запротестовал Виктор.
— А что же мы сможем сделать?
Бинги, готовый подчиниться факту, пробовал успокоить своего нетерпеливого спутника.
— Что будем делать? Мы уедем отсюда сегодня.
— Но как?
— Вот этого я еще не знаю. Во всяком случае, у нас есть деньги в кармане, а пока пойдем вон в ту харчевню и постараемся там устроить свое дело. Один раз нам уже повезло в харчевне.
— Один раз. Знаешь, у нас есть пословица: два раза хорошо — слишком много для негра.
— Ну, так или иначе, а визит в харчевню делу не помешает. Идем.
Шофер Джемс сидел на самом дне нирваны. Даже аккуратный хозяин потерял счет выпитым им бутылкам и, для простоты счета, считал одну за две.
— Если спутаюсь, так по крайней мере не в меньшую сторону, — здраво рассуждал он.
Со дна нирваны шофер Джемс не мог видеть ни Бинги, ни Виктора. Зато Бинги и Виктор отлично видели и пьяного шофера, и стоявший у дверей автомобиль, осыпанный, как мухами, голыми, темнотелыми мальчишками.
— Я говорил, что мы отсюда уедем, Бинги, — сказал Виктор и, когда Бинги недоумевающе пожал плечами, — добавил:
— Этот пьяный олух предоставит в наше распоряжение свой автомобиль. Надо только разузнать, он здесь один, или с ним есть еще кто-нибудь.
После заказанного солидного и дорогого обеда хозяин стал крайне любезен и разговорчив. Несколькими намеками Виктор свернул разговор на Джемса и узнал всю подноготную этого пьяницы. Оставалось действовать, действовать как можно быстрее, увереннее и энергичнее.
Через несколько минут, оставив Бинги одного и расплатившись с хозяином, Виктор вышел наружу и примкнул к толпе глазевших на машину ребятишек.
С несколькими из них, постарше и побойчее, он вступил в мимический разговор, причем стал показывать отдельные части автомобиля и демонстрировать их действие. Хозяин, заинтересованный добрым джентльменом, присоединился к компании, снабдив предусмотрительно Джемса новым запасом виски, и в свою очередь бросил несколько компетентных замечаний по поводу качеств этой машины. Виктор высказал уверенность, что у такого пьяницы-шофера машина, вероятно, поломана, и что пустить ее будет делом крайне трудным. Хозяин вступился за честь своего друга Джемса и уверял Виктора, что во всей округе нет машины, которая была бы в таком исправном состоянии; он не лгал, так как во всей округе это вообще была единственная машина. Виктор решил доказать ему правоту своих слов и, забравшись на шоферское сиденье, предложил хозяину пустить мотор в ход. Тот послушно раскрутил рукоять, отошел в сторону и дал Виктору возможность описать круг на маленькой площади. На втором круге из дверей харчевни вышел Бинги с Фоксом и, на глазах все еще ничего не подозревающего хозяина, сел в автомобиль. Третьего круга Виктор не сделал, так как сразу, как только к нему присоединился Бинги, он пустил автомобиль по шоссейной дороге.
Хозяин несколько минут стоял, смотрел им вслед, потом вдруг подпрыгнул на месте, призвал сто миллионов проклятий на свою глупую ирландскую голову и бросился приводить в чувство Джемса. Зная наперед, что последнее сделать очень трудно, не применяя чрезвычайных средств, он сразу схватил ведро воды и окотил бесчувственного, пьяного шофера. Тот вскочил, как встрепанный, что-то понял в бессмысленных выкриках хозяина и бомбой вылетел на крыльцо.