Если бы Виктор не пустил машину сразу полным ходом, то он, вероятно, услышал бы цветистую ругань стоявшего на крыльце Джемса. Больше всего доставалось йогам и нирване.
Но Виктор несся на предельной скорости и на вопрос полуудивленного, полуиспуганного Бинги:
— Куда?
Ответил:
— А черт меня знает.
И на самом деле Виктор не знал, куда он едет. Первым его намерением было держаться шоссе, шедшего параллельно железной дороге, и постараться догнать поезд, или просто на автомобиле доехать до нужной им станции. Но он вовремя сообразил, что собственник машины успеет предупредить по телеграфу все станции линии, поэтому счел за лучшее, свернуть в проселок. Будь что будет.
Во всяком случае, по маленьким местечкам он сможет путешествовать безопасно, выдавая себя за богатого иностранца, Бинги — за слугу.
Но вот уже полчаса, как мчались они по узкой дороге, а никакого местечка, даже никакой деревни не виднелось впереди. Маячившие на горизонте очертания чего-то напоминавшего частокол оказались опушкой джунглей, и Виктор, обернувшись, кликнул Бинги:
— Ну что ж. Будем тигров пугать, дружище.
Он не уменьшал хода машины, наслаждаясь быстрой ездой и, соображая, что ведь куда-нибудь да приведет эта дорога, и чем скорей они будут двигаться, тем скорей достигнут они этого «куда-нибудь». Бинги тем временем сделал открытие, что в кузове автомобиля имеется запас горючего в двух солидных баках. Все, таким образом, вопреки поговорке Бинги, шло хорошо.
И вдруг…
Виктор не успел уменьшить скорость, не успел воспользоваться тормозом, как увидел, что дорога впереди круто обрывается в какую-то яму. Он закусил губы и решительно повернул, одновременно пытаясь уменьшить быстроту хода. Раз…
Автомобиль запутался колесами в зарослях, налетел на какой-то камень, сделал скачок вверх, и они вместе с Фоксом вылетели из машины. Бинги и Фокс нырнули в море тростника, и бамбука и утонули в нем, а Виктор, к своему величайшему изумлению, очутился не более не менее, как на крыле аэроплана.
Три раза хорошо… Это слишком много даже для русского комсомольца.
От ушиба его спасла густая сеть растительности, сквозь которую он пролетел на своем пути и только легкие царапины лица и рук горели саднящей болью. Первым его порывом было узнать, что случилось с Бинги, но негр, предупредив его, крикнул откуда-то снизу:
— Алло, Бинги. Мы с Фоксом целы и находимся на твердой земле.
— Алло, — ответил Виктор. — Я тоже цел и нахожусь на аэроплане.
Скоро, пробираясь сквозь заросли, показался негр с собачонкой на руках. Фокс жалобно скулил и тряс поврежденной при падении лапой.
Виктор сидел на крыле, совершенно сбитый с толку появлением в джунглях аэроплана, да еще к тому же военного. Наконец, собравшись с мыслями, он слез с крыла и стал внимательно рассматривать воздушную машину.
— Бинги! — вдруг заорал он не своим голосом. — Бинги!
Бинги подскочил на крик и увидел, что Виктор держит в руке хорошо знакомый ему чемодан из желтой кожи. Да, никакого сомнения не может быть. Это аэроплан, доставивший их сюда из Африки.
— Да! да! А вот и полянка, на которой мы видели женщин, — сказал Бинги, встав на передок аэроплана. — Все в порядке. Мы можем лететь.
И они полетели…
Мы встречаем Виктора и Бинги на германской границе, где они опустились вследствие какой-то неисправности мотора. Они попали в местность, занятую рабочими отрядами. Рабочие встретили их дружелюбно и оказали всякую помощь для дальнейшего полета. Виктор, во что бы то ни стало, хотел достигнуть центральной Германии, где в то время шли наиболее горячие бои. Бинги тоже стремился посмотреть, как бьются за свою свободу его европейские братья по труду.
Через час после того, как мотор был приведен в исправность, а крылья, носившие на себе французские значки, перекрашены, наши герои поднялись и полетели дальше.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Четыре маузера и тридцать фашистов
Его задержали во время перехода через границу. Главным виновником провала оказался военный наблюдатель, паривший высоко в воздухе и внимательно разглядывавший раскинутую внизу равнину.
Он — индус, с грузом в кожаном мешке, перекинутом через плечо на спину и грудь, шел, ничего не подозревая и пробирался к тропе, приводившей туда, куда нужно.
Но наблюдатель испортил все дело. Наблюдатель проследил подозрительного туземца и опередил его радиосообщением в ближайший пограничный пункт.
Наблюдатель сверху наблюдал картину ареста. Он видел, как черные точки зашевелились. Как индус заметался, пытаясь укрыться в ту или другую сторону и как индуса схватили…
Но смотреть сверху на точки, шевелящиеся внизу, совсем не то, что быть самому на месте этих точек или одной из них. Индуса окружили полицейские пограничники и скрадывали его по всем правилам разведочного искусства.
Тюрбаны полисменов плотнее и плотнее сжимали в кольцо индуса. Индус шел и не подозревал о грозившей ему опасности вплоть до последнего момента. Индусу скрутили руки и потащили вместе с литературой, запакованной в кожаном мешке, в пограничную тхану. Пограничные тханы все — начиная с таможни и кончая правосудием. У сержанта пограничной тханы почти неограниченные полномочия… Начальник тханы — сержант армии его величества короля — подчинялся только старшим чинам и, если их не было поблизости, был вершителем судеб.
Режим для заключенных в тхане Келала был не хуже и не лучше, чем в других злачных местах. Пленника немедленно брали в работу. На молчание отвечали утюжением боков и спины чугунными и резиновыми плетками. Забивали до потери сознания. Потом бросали в темный подвал и ждали окончательного решения. Как добить? Повесить или расстрелять, отравить или скормить тиграм?
Все церемонии гостеприимного приема и вежливого, гуманного обращения, на которые способны только британцы, в полном порядке и последовательности были оказаны пойманному индусу. Сержант немедленно по вскрытии тюка позвонил лорду Сесилю:
— Лейтенант, честь имею доложить, что доблестные части нашей пограничной стражи только что задержали транспорт подозрительной литературы.
Сержант говорил в трубку и выразительно обводил глазами лежавшую перед ним груду книг и журналов.
— Немедленно пришлите ее ко мне, — отвечал лейтенант.
— А что делать с арестованным? — не унимался сержант.
— Повесить, — коротко отрезал в телефон голос Арчи.
— Повесить, — подумал сержант и припомнил, на каком тоненьком волоске жизни держится пойманный и избитый индус.
— Через пару минут литература будет вам прислана, — отчитался сержант и окончательно повесил трубку.
Сержант вызвал полицейского-сикха. Сикх увязал тюк, взвалил на спину и пошел. До коттеджа лейтенанта от пограничной тханы было не больше восьми минут ходу.
Сикх благополучно вошел в дом. Последняя дверь хлопнула по тюку и немного разворошила его. Из образовавшейся прорехи выскочила одна книжка и упала на пол. Сикх ничего не заметил и пошел дальше.
Из двери напротив показался Дикки. Он шел в кабинет лейтенанта за какой-то справкой об индусах: Дикки очень заинтересовался своим положением какого-то брата. Ему не казалась неприятной нежность прелестной девушки. Но он что-то хотел понять и, к сожалению, у него ничего не выходило.
Дикки только знал, что уйди он из коттеджа англичанина — и девочка погибнет, скомпрометированная его исчезновением. Он прекрасно понял одно, что его присутствие, как ее брата, необходимо.
Подходя к кабинету лейтенанта, Дикки увидел на полу, между двумя дверьми, хорошенький маленький журнал. На обложке, как на всех иллюстрированных ежемесячниках, красовалась занимательная картинка. Дикки подумал, что это обычный мегезин и поднял его. Но журнал оказался не английским, как сначала подумал Дикки. И это его очень удивило. Он знал, что только в Англии и в Америке умеют издавать такие занятные ежемесячники. Букв на обложке Дикки не понимал. Он остановился и открыл книжку на разворот. В самой середине журнала он увидел что-то, давшее его мыслям колоссальный толчок. На развороте журнала Дикки увидел портрет его «сестры». Портрет мисс Джесси. Тогда Дикки совсем по-иному, бережно сложил журнал и, улыбнувшись, эластичными шагами, насвистывая какой-то беспечный мотив, отправился в кабинет лейтенанта.