Они вышли на площадь перед станцией и, осмотревшись вокруг, Сакаи выбрал направление на главную, по-видимому, улицу, привлекавшую своей шириной и относительным благоустройством. По ней, прямо до тех пор, пока нарядные особняки не сменяются убогими хижинами окраины.
Сакаи, выносливый, как все японцы, шагал уверенно и твердо, несмотря на голод и бессонную ночь, но Фатьма едва передвигала ноги. Ему пришлось обнять ее за плечи и поддерживать своей худой, но сильной рукой. Она крепко прижималась к нему и шла молча, только изредка поднимая свои большие глаза и как бы спрашивая:
— Скоро ли?
Он ловил этот просящий взгляд и его сердце сжималось от жалости к этому маленькому, беспомощному существу, всецело зависящему от сообразительности и решительности его, Сакаи. Несколько раз он порывался постучать в окна богатых особняков, очевидно, населенных европейцами и местными купцами, но какая-то брезгливость всякий раз удерживала его руку.
И только на середине улицы, у раскрытых ворот одного дома, Сакаи, с легким криком удивления и восторга, забыв обо всем, перешагнул порог калитки. То, что он увидел внутри двора заслонило и чувство голода, и слабость, и усталость, и сознание своей беспомощности.
Там, в глубине чистого и аккуратного дворика, выкаченный из дверей гаража, стоял, сверкая своими частями, автомобиль герра Клауса, агента фирмы Гагенбек.
Недаром эта машина получила первый приз на всегерманской автомобильной выставке. Недаром такая знаменитость автомобильного мира, как некий русский автомобилист Шкловский, написал целую брошюру о знаменитом пробеге этого чуда автомобильного искусства: пробеге, входящем в настоящую главу нашего романа. Мы заранее предупреждаем читателя, что наше недостаточное образование по части автомобилизма заставит нас упустить детали этого единственного в истории пробега, и рекомендуем воспользоваться книгой товарища Шкловского[2]. В этой книге читатель найдет, кроме описания самого пробега, подробные чертежи и расчеты машины и удовлетворит свою справедливую жажду технических знаний. Что касается нас, то мы ограничимся чисто внешним портретом этой стальной красавицы.
Что вы скажете по поводу маленького домика из двух низеньких комнат — комнат, в которых можно только спать и лежать, — поставленного на колеса с гусеничным ходом системы Кегресса? Что вы скажете по поводу изящных окон с зеркальными стеклами и крыши из какого-то странного, белого металла, необычайно прочной и вместе с тем легкой? Как вам понравится низ, придающий этому сооружению форму лодки и дающий ему возможность плавать на воде с такой же легкостью, как и передвигаться по суше? Какое произведет на вас впечатление огромной мощности мотор, позволяющий автомобилю герра Клауса развивать скорость, превосходящую все доселе установленные рекорды? Какого мнения будете вы об окраске машины, окраске, делающей ее похожей и на песок пустыни, и на зелень поляны, и на волны моря?
Недурно, не правда ли? А ведь видя машину такой, как она описана выше, вы видите ее глазами профанов, глазами беллетристов, немного понимающих в премудростях машиностроения. А попробуйте взглянуть на нее как техник, как человек, до конца чувствующий красоту всякого винтика, всякой частицы этого стального тела. Попробуйте взглянуть на нее глазами человека, участвовавшего в процессе расчета, оттачивания, полирования и собирания отдельных рычагов, поршней, клапанов и передачи. Если вам дано это, если вы чувствуете не только внешнюю красоту машины, но и ее внутреннюю живую стройность, если для вас машина — не просто красивое сооружение, а живое трепещущее существо, созданное руками человека, тогда вы поймете, почему Сакаи забыл обо всем на свете, увидев машину герра Клауса.
Ему, долгие годы работавшему на машиностроительных заводах, ему, через чьи руки прошли сотни автомобилей и мотоциклов всех систем, ему, знавшему и любившему свое дело, вид этой машины доставил глубочайшее и волнующее наслаждение. Он забыл о всех неприятностях, забыл о своем критическом положении, забыл о Фатьме, недоумевающе следившей за ним, забыл о том, что нельзя переступать порог чужого дома и трогать чужую машину без особого на то приглашения, и бросился прямо к автомобилю.
Уверенными, привычными движениями он открыл крышку мотора и заглянул внутрь. Потом попробовал какие-то части, не оставил без внимания устройство колес и гусеничной передачи, заинтересовался роскошной внутренней и внешней отделкой; словом, в пять минут составил себе полное представление о всех качествах этого передвижного домика.
Герр Клаус следил за ним из окна.
Первым движением почтенного агента было крикнуть желтолицому бродяге, чтобы он убрался ко всем чертям; но едва открыв рот, он уже изменил свое намерение. Нескрываемое восхищение, написанное на лице Сакаи, и уверенные движения, которыми он обследовал механизм, выдавали человека, хорошо знакомого с делом, и подали герру Клаусу мысль о возможности заменить своего шофера.
— Эй, парень! — крикнул он, высовывая из-за подоконника свой четырехэтажный подбородок. — Эй, парень!
Сакаи вздрогнул и стоял растерянный, ожидая скандала, полиции и тысячи других неприятностей. Однако жирная рожа, смотревшая из окна, была далеко не зла.
— Эй, парень! Вы, я вижу, понимаете толк в машинах. Вы не шофер?
— Шофер, — ответил Сакаи, еще не соображая, чем кончится дело, но уже чувствуя, что все обойдется благополучно. — Шофер!
Герр Клаус никогда не занимался гимнастикой. Толстый и обрюзгший, он не отличался ловкостью. Но бывают минуты, когда самый неуклюжий человек способен на чудеса акробатики. Герр Клаус одним движением перемахнул через подоконник и стал против Сакаи. На всякий случай Сакаи отступил на несколько шагов и приготовился отразить нападение. Однако толстый человек нападать на него не собирался:
— Полторы тысячи долларов, если вы довезете меня!
Полторы тысячи долларов для человека, не имеющего гроша за душой, сумма значительная. При таких обстоятельствах, в каких находился сейчас Сакаи, за полторы тысячи долларов можно проехать в гости к самому дьяволу. Но он все-таки задал вполне естественный вопрос:
— Куда?
— В Германию, — ответил ему толстяк.
Сакаи с минуту переваривал и соображал. В его голове мелькнули представления о сумасшедшем доме, о джунглях, о пустынях, о тысячах верст. Однако чувство голода, невероятная легкость карманов и фигура Фатьмы, бессильно прислонившейся к воротам, решили все сомнения:
— Но я не один… — неуверенно еще ответил он.
— Вы согласны?
Герр Клаус больше ничего не хотел знать. Он готов был взять вместе с желтолицым всю его родню, включая кости умерших предков, лишь бы пробраться в Германию.
— Вы согласны?
И не дожидаясь ответа:
— Едем же, едем, без разговоров!
Сакаи уже не раздумывал. Толстяк вскочил обратно в окно, выбросил оттуда небольшой чемодан, вылетел сам вслед за чемоданом, отворил дверцу автомобиля, скрылся внутри кабинки и крикнул оттуда:
— Ну, пускайте машину! Скорей! Скорей!
Сакаи заразился этой торопливостью. Он молнией бросился к Фатьме, схватил ее на руки, бегом донес ее до машины, посадил на сиденье рядом с сиденьем шофера, раскрутил рукоятку, вспрыгнул за руль и…
Какая-то индуска тщетно посылала проклятие вслед дьяволу, раздавившему ее курицу. Большой и почтенный слон едва успел отскочить в сторону. Неосторожная собака потеряла под колесами свою лапу.
Как, когда и откуда вынырнула в улицы небольшого немецкого городка эта запыленная, грязная и достаточно помятая машина, никто не мог сказать. Она стрелой пронеслась по рабочим кварталам и направилась к другому пригороду, застроенному особняками богачей. Желтолицый шофер, повинуясь указаниям грязного и пыльного человека, кричавшего что-то ему на ухо, крутил по улицам и переулкам и наконец с легкостью и уверенностью опытного автомобилиста затормозил у палисадника, аккуратненького, прилизанного, как две капли воды похожего на соседний.
2
В. Шкловский. Пробег Герра Клауса. Изд. «Без вех». Берлин, 1924 г. Стр. 375. Тираж 100000 экз.
