Отец Кирилл попробовал встать, но тут же начал падать. Прохор мгновенно подскочил к нему, не позволив тому оказаться на полу.
— Сядьте отец Кирилл — попросил Прохор, и отец Кирилл послушно опустился на кровать.
Правда долго держать спину в вертикальном положении он не мог и через минуту Прохор помог отцу Кириллу лечь.
— Сколько время Прохор? — спросил отец Кирилл, хотя старые настенные часы были в его полном обозрении.
Только вот стрелки часов стали недоступны. Они расплывались, сливались с кругом коричневого циферблата.
— Шесть часов, седьмой пошёл — уточнил Прохор.
— Сходи, позови Устина. Пусть бросит свою работу — прохрипел отец Кирилл.
— Хорошо, только лежите на месте, не вставайте. Я быстро.
Прохор мгновенно вылетел из дома, а отец Кирилл неподвижно смотрел на иконы расположенные в правом от него углу.
— Спасибо тебе — просто прошептал он.
Шашка отнимала у него последние силы. Слишком стар он был, чтобы обладать ею. Хотя он понимал, что дело не только в этом. Большие, почти ни с чем несоизмеримые грехи тянули его за собой. Его убивала кровь неразрывно связанная с этой проклятой шашкой. Были они с ней одного мира. Долгий путь проделал отец Кирилл, дыша с ней одним и тем же воздухом, а теперь осмелился встать на другую сторону, от неё, и того, чем продолжала жить хищная сущность огненного горнила. Где-то совсем рядом были Резников с Выдышем, и отец Кирилл, чувствовал их сквозь туманную дымку окружающего пространства. Кто бы ни был за ними, от кого бы ни питались они силой — это не имело значения. Пусть — это будет темный подвал, пусть это — будет заброшенная, заваленная землей шахта, или множество оврагов, речная вода, превратившаяся в кровь. Какая в этом разница. Не имеет больше силы всё то, что стоит за ними, прикидываясь добром.
— Нет хуже зла, чем то, что добром прикидывается — сказал сам себе свистящим шепотом отец Кирилл.
От этих слов ему стало совсем плохо и больно. Комок задавил и без того еле теплившееся дыхание. Хотелось завыть, понимая насколько, он ошибался. За что продал он свою душу? Как грезил священным отмщением, за то, что никогда не имело отношения к святости.
— «Прости меня. Нет мне спасения, но прости, попытайся понять, слишком слаб человек, слишком легко его обмануть» — думал отец Кирилл, закрыв глаза.
— Что с тобой Кирилл? — гремя грязными сапогами и до этого сильно прокашлявшись, спросил Устин.
Позади него стоял Прохор.
— Прохор выйди на улицу, пожалуйста, старикам нужно переговорить с глазу на глаз. Я тебе потом объясню — еле ворочая языком, проговорил отец Кирилл.
Прохор спокойно кивнул головой в знак согласия и достав сигарету, вышел из комнаты, оставив, отца Кирилл с Устином один на один.
— Устин у меня есть шашка Резникова. Это страшная штука, поверь мне без долгих объяснений. Мне нужно её поместить в тайник, сделанный в печи, чтобы над ней пылало самое жаркое пламя, содержа её в соприкосновении с родной адской стихией. Нужно сделать такой тайник. Ещё материя, в которую она завернута, её нельзя снимать с шашки.
— Где она? — серьезно спросил Устин, не задавая лишних вопросов.
— Открой ту дверцу, ключи вот — отец Кирилл протянул ключи Устину.
Его рука сильно тряслась, и Устин, видя это тяжело вздохнул. Не торопясь открыл металлическую дверцу, извлек оттуда завернутую в тряпку шашку.
— Можно один раз развернуть?
— Да, но только один раз.
Устин развернул обмотанную вокруг шашки тряпку и тут же отшатнулся от неприятного слепящего блеска. Шашка оставалась в руках, и через секунду до боли прорезало глаза. В голове поплыло, он отчетливо увидел самого себя. С непокрытой головой, чувствуя липкий пот, скопившийся в волосах, он с яростью колол четырехгранным штыком пожилого мужчину, как две капли воды похожего на него сегодняшнего, за исключением усов и бороды. К мужчине прижималась молодая девушка, по всей видимости, его дочь. Из-за рта того хлынула густая бордовая кровь, глаза начали быстро стекленеть, а возле правой руки валялся ненужный ему сейчас револьвер. Девушка смотрела на Устина глазами, в которых было непередаваемое ощущение ужаса. Устин вытащил штык из уже переставшего дышать мужчины и остановился, не имея сил проделать тоже самое с девушкой. Но рядом появился противный кадет по фамилии Берг-Юнгвальд. Его лицо искаженное злобой, кажется, переместилось в это место из учреждения для безнадежно душевнобольных.
— Не трогай её! — резко крикнул Устин, но Берг-Юнгвальд не послушал его и со всей силой воткнул штык в грудь девушке.