— Что мужики притихли. Нет повода для грусти. Конечно, случились некоторые обстоятельства, но это, ей богу, не повод предаваться унынию, когда на столе такое количество спиртного, и к тому же ещё не спета ни одна казачья песня.
Резников при этом подмигнул засыпающему Борису. Тот мгновенно приобрел второе дыхание и тут же закричал, пытаясь подняться с дивана.
— Давай включай! Кто не хочет, потерпит.
Степан быстро нашёл в вездесущем поисковике необходимые для душевного оранья песни, и через несколько секунд большие чёрные колонки загремели приятными голосами поющих:
Резников подпевал громче всех. Получалось это у него превосходно и очевидно, что от всей души. Он испытывал прилив неподдельного наслаждения.
«А вторая пуля, а вторая пуля» — четко попадая в каждую ноту, пел Резников.
Степан с Борисом пели, как могли. Остальные не зная слов, мычали, пытаясь вторить поющим, но, к огромному сожалению, только портили этим столь драгоценную песню.
Николай уткнулся в стакан. Креазотный сначала старался выть в унисон. Затем произнёс вслух, то ли самому себе, то ли остальным.
— Это не моё — и, насупившись, замолчал.
Песня окончилась. Борис хотел ещё, но Резников остановил его.
— Хватит пока. Мы же здесь не одни, нужно уважать и других.
— Душа поёт, от своего родного русского — произнёс Степан, закурив сигарету.
— Казаки не считали себя русскими — пробурчал Николай, очнувшись от настигшей его легкой дремоты.
— Казаки — не русские? Да они верой и правдой за царя — за отечество — закричал Степан и при этом чуть не свалился со стула.
— Я имел в виду, что многие из них сами считали, что они отдельная нация — дополнил свои слова Николай.
— Мало ли чего там говорили, и откуда ты вообще это можешь знать — злился Степан.
— Тихо, тихо. Были такие речи и не раз, но сути это не меняет. Казаки хотели быть казаками. Это — их беда, от того, что были они всё же русскими — произнёс Резников.
Авторитет его слов почувствовался сразу, и Степан не стал спорить, хотя ему показалось, что Резников больше поддержал Николая, чем его.
— Ты Николай к кадетскому мышлению тяготеешь? — спросил Резников у Николая.
Николай с недоумением посмотрел сначала на Резникова, а затем на своего лучшего друга Сергея.
— К какому? — переспросил Николай не дождавшись пока, что помощи от Сергея.
— Извини, я малость оговорился. Видимо в такт предыдущему разговору. Имел в виду либерального мышления — ответил Резников.
— Давай дезню включим, что так сидеть — подал голос Креазотный.
Резников глянул на Креазотного, слишком выразительно, тот на какое-то время потерял интерес к своему единственному увлечению.
— Да мы с Сергеем считаем, что нужно идти в одну ногу со всем остальным миром — ответил, наконец-то на вопрос Резникова Николай.
— Хорошо, конечно, только есть один простой вопрос. Хочет ли этот остальной мир идти с нами в одну ногу?
— Я об этом и говорю. Кругом — враги!!! Россия — в кольце врагов!!! — закричал Степан.
— Ты Степан, кто по званию? — неожиданно сменил тему Резников.
Борис и ещё один друг по имени Костя, отключились в положение сидя, возле разговаривающих.
— Я — прапорщик!!! У меня погоны золотые!!! — пьяным чуть высоковатым голосом сказал Степан и начал вытирать набежавшие на маленькие глазки слёзы.
— Ну, не надо, не надо — пытался успокоить Степана Резников.
— Я родину люблю. Они не любят, а я родину люблю — продолжал ныть Степан.
— Прапорщик — это хорошо. Даже лучше, чем полковник — сказал Резников.
— Это совсем непонятно — произнёс Сергей.
— Давай дезню — снова предложил Креазотный.
— Позвольте любезный, вы кто по должности? — Резников обернулся в сторону Креазотного.
— Как понять по должности — коверкая слова заплетающимся языком, произнёс Креазотный.
— Работаешь кем? — яснее выразился Резников.
— Я-то грузчиком в магазине «персик» — с гордостью ответил Креазотный.
— А звать тебя как? Прости за бестактность.
— Миша.
— Хорошо Миша, только давай твою дер… (Резников не смог выговорить слово дезню) послушаем, как-нибудь в другой раз — довольно жёстко проговорил Резников.
Креазотный молча поднялся и, пошатываясь, пошёл к выходу, одевать свои громоздкие боты.