9. Обратимся же к нашему Господу, к Богу нашему, к Отцу всемогущему, и от чистого сердца, по мере малости нашей, воздадим Ему величайшее и пламеннейшее благодарение. Взмолимся всею душою нашей, дабы несравненной благости Его угодны были наши молитвы, дабы могуществом Своим удалил Он врага от деяний и помыслов наших, дабы приумножил нашу веру, руководил вдохновением нашим, вдохновлял бы помыслы духовные, да возрадуемся! Именем Иисуса Христа, Сына Его, Господа нашего, с Ним же пребывает и правит во единении Духа Святаго Бог наш во веки веков. Аминь.
ПЯТЫЙ ВЕК
Обращаясь к христианским авторам пятого века, сразу замечаешь пропасть, отделяющую их от золотого века патристики. Перемена бросается в глаза: великие люди ушли, и смены им нет. Миновали и величественные времена расцвета богословия. Внимание Церкви отныне все больше захвачено политическими событиями, положившими конец владычеству Рима. Иероним и Августин были бессильными свидетелями разграбления Рима Аларихом в 410 г. Волна германских нашествий захлестнула западную Церковь. Варвары оставили за собой Рейн и устремились вглубь былой империи, захватывая и покоряя все новые земли. В 486 г. последние области Галлии отошли франкам. Страница истории была перевернута: наступили новые времена, новые проблемы.
Император пребывал в Равенне, но роль его была ничтожна. Империя разваливалась, и на обломках ее возвысился епископат Римский. В Риме, словно царь, правил папа Лев Первый. Восточной империи пока удавалось защищаться от внешних врагов, избежав за счет Италии нашествия вестготов Алариха и остготов Теодориха. Такая политика позволила ей просуществовать до 1453 г. Восточная церковь целиком подпала под власть базилевса.
На протяжении V века обе части былой империи политически обособились до враждебности. Нарушенное единство было уже невосстановимо, разве что на словах, и то ненадолго. Обе половины Церкви пошли каждая своим путем, сообразно непохожим своим судьбам. Столетием раньше Афанасий приобщал Трирскую церковь сокровищам восточного благочестия, Иларий ездил на Восток, дабы напитаться греческим богословием, и много в том преуспел. Увы, времена плодотворного общения миновали невозвратно. В IV веке латинская культура еще питалась от древа культуры эллинской, римская аристократия знала греческий язык. Крупный имперский чиновник, ставший епископом Миланским, Амвросий распространял и внедрял богословскую мысль восточных Отцов, осваивая ее в подлиннике. Августин уже знал греческий плохо, а Лев Великий не знал его вовсе. Латинская ветвь окончательно отделилась от древа.
С помощью августинианства латинский Запад обрел богословскую самостоятельность. Великие споры по основам вероучения отошли в прошлое. Халкидонский собор казался далеким восточным происшествием, до которого Западу нет никакого дела. Здесь были собственные проблемы, аскетические и миссионерские. Германское нашествие заставило здешнюю Церковь обратить сугубое внимание на дело евангельской проповеди: предстояло обращать завоевателей–варваров.
Богословская мысль на Западе и на Востоке производит довольно убогое впечатление; ни один из сочинителей V века даже близко не подошел к уровню каппадокийцев. Новые Отцы — они же и последние — скорее затверживали, нежели творили. Не явилось ни одного самобытного богослова. Все черпали из накоплений золотого века. Кесарий Арльский повторяет и приспосабливает Августина, а с Кириллом Александрийским мы удаляемся из веков святоотеческих и вступаем в византийскую эпоху.
Кирилл Александрийский
(†444)
Александрия заслужила память Церкви своей борьбой во имя ортодоксии. Преемники Афанасия по–прежнему радели о чистоте вероучения, но в то же время стремились утвердить особое влияние своего престола, а по возможности и первенствовать на всем христианском Востоке. Это соперничество отразилось в раздорах Феофила и Иоанна Златоуста. Казалось, настал момент возвысить Александрию и над Константинополем, и над Антиохией. На «соборе в Дубах», где удалось добиться смещения Иоанна Златоуста, Феофила сопровождал его племянник и будущий преемник Кирилл.
Шестьдесят лет египетская Церковь была подвластна одной семье. Кирилл был ставленником своего дяди и соответственно более предрасположен к честолюбию, нежели к святости. Его религиозное и богословское формирование проходило под надзором Феофила. Широкого образования он не получил, опору находил в традиции, а не в философии. Какое‑то время он несомненно провел в монашеской обители. Но уединение было ему в тягость: он был создан для правленья. Исидор Пелусиот укоризненно писал ему, что он носит в сердце своем городской шум и суету.