— Зачем? — несколько ошарашенно спросил Джеймс.
— Затем, Поттер, что некоторым людям голова нужна не только для того, чтобы отбивать ею бладжеры. Нам нравится думать, — Эмили постучала костяшками пальцев по лбу. — Хотела воссоздать состав этого приворотного зелья, но пока ничего не выходит.
— Без обид, Сохатый, но это первый раз на моей памяти, когда я согласен с Паркер, — хмыкнул Блэк и продолжил, снова обращаясь к когтевранке: — А причем тут я, собственно?
— Не знаю, Блэк. Ты был первым, на ком я решила его опробовать, — и, не замечая возмущенного взгляда Сириуса, девушка продолжила. – Вероятно, это зелье срабатывает только на единичную жертву, начиная с первичного контакта. Но лилии… Для меня оно не имеет запаха.
— Вероятнее всего в этом оно похоже на амортенцию — человек чувствует запах, который имеет свое особое значение только для него одного. В данном случае я бы сказал, что Сириус чувствует то, что вызывает у него ассоциации, сходные с теми, которые у него вызывает Эмили, — задумчиво произнес никто иной как Ремус Люпин, появившийся из-за угла школы и не обращающий ни малейшего внимания на легкий шок, вызванный его внезапным появлением. — Что? Мы тут договорились встретиться с ребятами. Питер сейчас тоже подойдет.
— То есть… — Паркер вдруг совершенно неожиданно хихикнула. — Ты хочешь вдыхать меня снова и снова, Блэк?
— Что? Да ну вас всех к черту! — Блэк возмущенно подпрыгнул на месте, а затем, развернувшись, рассерженно зашагал в сторону школьных ворот, злобно пыхтя.
— Паркер, ты это… не травмируй его психику так резко, — с трудом подавляя смех, произнес Джеймс. — Ладно, мы еще лелеем мечту попасть сегодня в Хогсмид, так что — до встречи.
Люпин лишь искоса взглянул на Эмили, на секунду задержавшись на месте, будто собираясь что-то сказать. Но в итоге, передумав, он направился вслед за друзьями, приветственно помахав рукой Питеру, который как раз шел им навстречу.
— А что я такого сказала? — с совершенно невинной интонацией отозвалась Паркер и вдруг, будто резко вспомнив что-то, она подозрительно уставилась на Беату. — Беа, солнышко, за что наказали Поттера с Блэком?
— А мне-то почем знать? — меланхолично отозвалась слизеринка, преувеличенно внимательно разглядывая стену перед собой.
— Два дня назад ты исчезаешь в неизвестном направлении, практически перед отбоем, ссылаясь на бесконечно срочные и важные дела, а потом вся школа слышит, как Филч с цепями наперевес несется за Джеймсом и Сирусом, угрожая приковать их к Гремучей Иве. Я не верю в совпадения, Спринклс, особенно с твоим непосредственным участием.
— Ладно, ладно, — отмахнулась Беата, — ну что ты такая приставучая? Я просто пыталась задержать эту четверку в Хогвартсе на время первого похода учеников в Хогсмид. Знала, что до конца дня у меня это сделать не получится — но хоть на время.
— То есть, ты поэтому осталась в школе? И поэтому мы уже часа два торчим здесь, ожидая их появления? — Паркер нахмурилась.
— Я просто помогала Севу, — хмыкнув, протянула слизеринка. — Он наконец-то решился сделать более серьезный шаг по направлению к милашке Лилс, нежели предложение ей помощи в домашней работе. Лучше поздно, чем никогда. Ну а я просто обезопасила их встречу от преждевременного появления этих бешеных мстителей.
— Да ты решила свахой поработать, Спринклс! — расхохотавшись, воскликнула Эмили. Настороженность на ее лице сменилась полным одобрением действий подруги.
— Нет, просто, судя по всему, Лили Эванс — это единственная во всем мире причина, которая сможет удержать Северуса от вступления в секту полоумных почитателей чистой крови, — Беата горестно вздохнула. — А твоими стараниями, Паркер, этот добровольный отшельник и ботаник стал мне небезразличен. И почему я общаюсь исключительно с нудными отличниками?
И Беата, снова наигранно печально вздохнув, поплелась вслед за мародерами, махнув Эмили рукой, чтобы та шла за ней.
***
Хогсмид, как и всегда, никого не оставлял равнодушным: ни новоприбывших третьекурсников, ни матерых завсегдатаев, знающих здесь каждую улочку и перекресток. Уютные маленькие домики, яркие вывески магазинов, снующие туда-сюда ученики и коренные жители деревни: все радостные и веселые, полные вдохновения и идей о том, как они проведут отведенный им выходной день.
Люциус Малфой в непривычном для себя одиночестве угрюмо шагал по направлению к Трем Метлам. Он до сих пор не мог выкинуть из головы то, что с ним случилось две недели назад. Это было — у-ни-зи-тель-но. На тот момент он был просто в панике, каждый последующий день ожидая, что в Большом Зале или даже в Ежедневном Пророке появится обличающая колдография той ночи. Однако, время шло, но ничего не происходило. Сначала это настораживало, заставляя Малфоя бессильно злиться и с дрожью ожидать утро каждого следующего дня, но по прошествии времени он начал постепенно успокаиваться, уговаривая себя просто забыть о произошедшем, словно этого никогда не происходило.
Ступив на широкую улицу, прямиком ведущую к Трем Метлам, Малфой не обратил внимания на странный шелест, доносящийся откуда-то сверху. Продолжая бесцеремонно проталкиваться сквозь толпу к пабу, он лишь через минуту соизволил поднять голову и взглянуть на небо вслед за остальными учениками и прохожими.
С неба, словно снежинки, тихо шурша и покачиваясь, на ветру, падали скрученные пергаментные свитки. Мягко опускаясь на руки подоспевшим студентам, свитки с шелестом разворачивались, повисая в воздухе. Завидев содержание записок, люди удивленно поднимали глаза, переглядываясь, а заметив слизеринца, с пару секунд недоуменно таращились, и потом, опомнившись, резко отводили взгляд. Малфой, предчувствуя неладное, схватил ближайший свиток и, как только тот развернулся, быстро вчитался в строчки:
“Как все мы помним, наш несравненный и неподражаемый Люциус Малфой весьма нелицеприятно отозвался об одной из своих сокурсниц — Беате Спринклс.
Все мы также знаем, что Люциус никогда не был уважителен по отношению к девушкам, и его высказывание в тот роковой вечер было его самой последней и губительной для него ошибкой.
Тебе стоит научиться манерам, мой уважаемый беловолосый друг. Когда ты оскорбительно отозвался о мисс Спринклс, я подумал – а насколько ты сам отличаешься от того звания, каким наградил ее?”
Малфой вздрогнул, с ужасом ожидая продолжения и не имея ни малейшего желания вглядываться в следующий далее текст. Но лучше посмотреть своему врагу в лицо, решил он:
“Две недели назад, под именем таинственной поклонницы, я послал тебе поддельное письмо с признанием в любви, Люциус, как ты, впрочем, прекрасно знаешь и сам. В нем я просил тебя о встрече и о возможности признаться тебе в своих чувствах. Что может быть романтичнее для девушки, чем прогулка под полной Луной по берегу Черного Озера со своим возлюбленным? И ты пришел, Люциус.
Но что же ты сделал в следующую минуту, когда не смог разглядеть лицо незнакомки, но услышал лишь ее чарующий голос? (Кстати, это был мой первый опыт данных маскировочных чар.) Ты исполнил все ее просьбы! Она пообещала тебе волшебную ночь, малыш Люци, и ты, недолго думая, хм… открылся ей. И то, что она завязала тебе глаза и попросила избавиться ото всей одежды, нисколько не смутило тебя. Ты кичишься своей чистокровностью, происхождением и принципами, и на следующий же день готов лечь с любой девчонкой, даже не зная ни ее имени, ни происхождения. Ты продаешься за секс, малыш Люци, и что самое забавное — абсолютно безвозмездно. И я надеюсь, что та бодрящая пробежка трусцой среди колючих кустарников ранним утром охладила твой пыл. Я кое-что оставил тебе на память, мой дорогой друг, чтобы ты сам не забывал, кем являешься, и чтобы каждая твоя новая жертва знала, что ей никогда не стать той единственной.
По моим расчетам она (мой подарок, а не жертва) должна была проявиться несколько часов назад — татуировка бабочки на твоей пояснице. Надеюсь, ты знаешь, что это означает? Ну а если нет… спроси у кого-нибудь из магглорожденных. Если, конечно, кто-то из них захочет с тобой разговаривать.
И чтобы не быть голословным, я прилагаю доказательства: сегодня я крайне старательно обсыпал всю твою одежду Растворяющим Порошком, Люциус. И, знаешь, мне кажется, он начнет действовать прямо сейчас…”