— Она станет женой Люциуса Малфоя, — тихо произнесла Эмили. — Неужели ты думаешь, что она не понимает, на что подписывается?
Регулус прикрыл глаза, сжав руки в кулаки.
— И матушка?
— Я не знаю, Регулус, — Эмили пожала плечами. — Может быть, когда-то она верила во все это так же, как и ты. Может быть, верит до сих пор. Я не знаю.
Вальбурга Блэк была такой же, как и Люциус Малфой, если не хуже. Но Регулусу и так досталось этой ночью. Пусть у него останется надежда хотя бы на мать.
Регулус рухнул рядом с Эмили на пробивающуюся из черной земли траву. Он чувствовал себя ужасно и не знал, как выпутаться теперь из этого знания? Из черно-белого мир превратился в жуткую мешанину серых оттенков, в которых изредка и пугливо пробегали разноцветные всполохи. Как вспышки заклинаний в черноте Шервудского леса.
Черная метка на его руке горела от огромного количества Пожирателей поблизости, лишний раз напоминая, на какую дорогу он ступил. Но пути назад нет — Регулус чувствовал это ясно. Он вновь и вновь завидовал своему брату, у которого была свобода, такой редкий дар в чистокровных семьях. Но и свобода имеет свою цену, и Регулус не был уверен, что готов уплатить ее.
— Мне надо вернуться, — вдруг выпалила Эмили, неуклюже пытаясь вскочить на ноги.
— С ума сошла? — оторопел Регулус.
— Ты не понимаешь, — она махнула рукой куда-то прочь. — Малфой… Он… Ремус…
Регулус с ужасом смотрел на нее, силясь разобрать бормотание.
— Тебе нельзя возвращаться, — тихо прошептал он, подбираясь к Эмили поближе и мягко беря ее за руки. — Я не знаю, как ты попала к ним и зачем Мальсибер настоял на твоем участии…
При имени Мальсибера Эмили забила нешуточная дрожь, она начала хватать губами воздух, но толку от этого не было. Она в буквальном смысле задыхалась от страха. Регулус вскинул палочку и выполнил несколько коротких пассов. Эмили рухнула обратно на мокрую пожухлую траву, с хрипом втягивая воздух и вцепилась пальцами в свой лоб.
— Слушай, я прибыл на эти… Гонки по настоянию матери, я не имел никакого понятия о том, что здесь на самом деле творится. Эйвери трансгрессировал следом, крутился рядом и упомянул о тебе, и я сразу бросился на поиски.
Эмили теперь зажимала рукой рот, пытаясь не разрыдаться, и только судорожно кивала в такт словам Регулуса. Ее наконец-то прорвало.
— Как ты попала к ним? Почему нужно вернуться? Что за зелье, черт побери?!
Эмили замотала головой из стороны в сторону, отняла ото рта руку и тяжело вздохнула несколько раз. Когда она подняла голову, в ее темных отчаянных глазах снова появилось что-то жуткое, уверенное в себе и дикое.
— Малфой похитил меня. Вернее, Мальсибер похитил меня по его приказу. Он держал меня в своем поместье, использовал Империо, а потом пришел Малфой и потребовал зелье для себя. Чтобы я исправила то, что сотворила с ним. Он угрожал мне, что сделает что-нибудь с Ремусом, что отдаст его в стаю, если я не соглашусь или попытаюсь покончить с собой. Мне нужно вернуться к Малфою, понимаешь? — глаза Эмили нездорово заблестели. Она схватила Регулуса за предплечья, приподнимаясь. — Иначе Малфой что-нибудь сделает с Ремусом!
— Что он с ним сделает, Эмили? Ты спасена, я верну тебя домой, верну тебя к Ремусу. Верну, куда захочешь! Малфой не сможет просто так добраться до Люпина, если ты будешь рядом с ним, так?
— Малфой сказал, что тех, кто пытается выйти из леса, убивают! Если меня убьют… если…
— Они убивают всех, Мэл! Всех, Мерлин их побери! Но если ты чудом смог спастись, если смог сбежать, ты выживешь! Это же правила Гонок!
Эмили долго смотрела на Регулуса, вгрызаясь в него взглядом, наполненным самым черным недоверием. В какую-то секунду ей показалось, что Регулус сейчас превратится в Мальсибера, как это происходило долгими днями в Мальсибер-мэноре, и что все это — злой розыгрыша Малфоя. Но Регулус отчего-то оставался собой, и в его глазах продолжала светиться забота.
— Малфой солгал мне? — выталкивая из себя слова, тихо спросила она.
— Конечно, он солгал тебе! — с негодованием воскликнул Регулус. — Это же, Малфой, Амели! Ты что, ждала от него предложения руки и сердца?
Он думал, что сейчас она улыбнется. Или хлопнет себя по лбу. Или скажет, какой дурой она была. Но Эмили просто смотрела на него снизу вверх ничего не выражающими широко распахнутыми глазами.
Что-то стало с ней, с его чудесной почти подругой, с его саркастичной, язвительной, самоуверенной Амели Паркер. Что-то сломалось в ней или переродилось, Регулус не знал, что, но ему было страшно за нее и он не понимал, что делать.
— Нам надо убираться. Я не знаю, что они сделали с лесом, но в него можно трансгрессировать, а обратно — нет. Я уже пытался, но ты, наверное, не помнишь. Но если мы отойдем достаточно далеко, где чары не действуют, я смогу перенести нас в любое место. Куда ты хочешь?
— Я хочу домой, — просто и тихо сказала она.
*
Их было пятеро, а Беата была одна. Чертовски поганый расклад.
Она продержалась минут десять, что было, с ее точки зрения, невиданным успехом и вообще, будь Гвендолин жива, она бы даже сказала что-нибудь менее презрительное про ее колдовские способности. Но под конец они все-таки одолели ее.
Магическое поле трещало по швам, напряжение было диким, и Беата чувствовала, как сгорает. Прежде чем уронить палочку в истоптанный, залитый кровью снег, она отключилась. Она не рассчитывала прийти в сознание, по крайней мере, не в этой жизни, но ее снова чертовски обломали.
Когда Беата очнулась, обнаружив себя в подтаявшей грязной каше со сломанной ногой и выпирающим ребром, она оказалась вполне себе живой. Исцарапанная волшебная палочка валялась рядом, а над лесом уже занимался рассвет.
Оборотни не тронули ее. Их целью было обездвижить опасную ведьму, чтобы та не нашла Эмили, и Спринклс немало подозревала, что ко всему этому руку приложил Малфой. Он не мог не предполагать, что она выяснит про Гонки и сложит два и два. Но если Спринклс он сохранил жизнь в память о былой дружбе, то Мародерам могло не повезти куда больше. Вряд ли Люциус стал бы щадить своих главных недругов, он никогда не был сентиментальным.
Беата попыталась приподняться на локтях, и ее ребро беспощадно сдвинулось вбок. Она по-волчьи взвыла от кошмарной боли и рухнула обратно в кроваво-снежную кашу. Все, что ей оставалось, просто смотреть вверх, на подсвеченное светлым небо. Рассвет растекался по небу желтыми и розовыми полосами и был совершенно прекрасен и чист. Скоро взойдет солнце, и обезображенный подлым сражением заповедник проступит во всех чертах.
Беата резко закрыла глаза. Кто-то пришел сюда, кто-то был рядом, и лучше ей притвориться мертвой, прежде чем она и в самом деле станет таковой.
— Нет нужды, дочка, — тихо сказал человек голосом, который Беата ненавидела.
Она распахнула глаза, повернула голову, силясь разглядеть гостя, и тот подошел ближе к ней, опускаясь рядом на корточки.
— Я залечу это, — тихо сказал он, проводя руками над ее ранами.
Беата зарычала, пытаясь увернуться, засучила ногами по земле и вновь взвыла от боли. Боль стала такой острой, словно кто-то ворочал ей спицей в сердце, но вот она начала утихать, постепенно спадая и через считанные минуты Беата обнаружила на месте торчащего ребра кляксу новой кожи.
— Какого хрена?! — она взвилась в воздух, чуть не поскользнулась и тут же отодвинулась еще дальше, принимая боевую стойку.
— Дочка…
— Назовешь так еще раз, и я засыплю твои же зубы тебе в глазницы, ублюдок!
Отец изрядно постарел, но остался таким же — длинноволосым, грязным, со страшной тоской во взгляде. Меховая шкура, наброшенная на голое тело, делала его похожим на дикаря.
— Я выпросил у Лорда отсрочку для тебя. Мне сказали, что ты будешь здесь. Я хотел поговорить, убедить тебя…
— Мне ничего от тебя не нужно, тварь!
— Да послушай же! Послушай… — он чуть не плакал. В глазах не было ни слезинки, но голос дрожал, и от этого почему-то щемило сердце. — Он ни перед чем не остановится! Я не прошу тебя следовать его идеалам, просто притворись, просто…
— Прогнись?
Оборотень скорбно вздохнул.