— Твоя мать избрала неверный путь, но ее переубедить уже не выйдет. А вот ты…
Беата резко подняла с земли палочку, к которой двигалась по десятой дюйма последние секунды, со звериной яростью бросила в отца первое пришедшее на ум заклинание и рванула прочь.
Она бежала и бежала вперед, не веря тому, что смогла оторваться, и старый страх возродился в ней. Нет смысла бояться оборотней при свете дня, но разве эти оборотни, сыновья Сивого, не способны обращаться даже под солнцем?
Ее отец стоял, скорбно свесив большие руки с угловатыми кулаками и смотрел на все еще покачивающиеся после Беаты ветви.
— Прости, дочка, но это решено, — тихо прошептал он, и сделал невнятный жест рукой.
Беата летела вперед, отмахиваясь от веток, хлещущих по лицу, а за ней легким уверенным в себе бегом скользили тени волков. Тени, которые преследовали ее всю жизнь и вот — наконец-то настигли.
Последнее, что она увидела, был Люциус Малфой в измятом костюме, поднимающий вверх палочку. Ей этот костюм показался жутко смешным, она даже хотела рассмеяться и сострить что-нибудь о манерах Люциуса, но не успела.
Усыпляющее заклинание невероятной силы настигло ее, волчьи тени прыгнули со всех сторон. Кто-то опутал ее волшебной веревкой, кто-то прикрепил на нее брошку, блокирующую магию, кто-то просто следил, чтобы она не очнулась. “Заговор? Это было подстроено?” - мелькнуло в голове Беаты, и она крепко заснула.
Родители на все готовы, чтобы спасти своих детей. Просто иногда дети не хотят, чтобы их спасали.
Но у Беаты выбора не осталось.
*
Мракоборцы прибыли в лес, как им было и положено — через минуту после того, как все чистокровные разбежались по домам. Министерство заключало сделку с влиятельными Мальсиберами раз за разом, Гонку за Гонкой, и число отлитых из золота статуй в главном холле пополнялось. Но совсем игнорировать происходящее они конечно же не могли.
— Что тут? — спросил старый мракоборец, безглазый и со шрамом, уходящим от брови к подбородку.
Его стажер наклонился над парнем со всклоченными черными волосами, приподнял кончиками пальцев разбитые очки, валяющиеся неподалеку, и вздохнул.
— Жив.
— Всех доставляйте в Мунго. И полукровок, и магглорожденных. Всех. Если найдете чей-то труп, тоже отправьте в Мунго.
— К чему это? — удивился стажер.
— Ребятки могут быть заколдованы или прокляты. Этой ночью заклятья летели во все стороны, сталкивались и перекрещивались, а их смесь могла дать неожиданный эффект. Пока целитель из Мунго не скажет, что они на самом деле подохли, я не стану в это верить.
— А если…
— Что?
— Если найдем тех, у кого метка на руке.
— Этих не надо в Мунго. Отошли их родителям и сделай вид, что не распознал в подростковой татушке клеймо Лорда.
Мракоборцы были просто солдатами, исполняющими поручения, но видеть разорванные трупы детей, которым Министерство отказалось помогать просто потому, что им заплатили… это было тяжелое испытание на крепость. И его приходилось выдерживать, потому что иногда простой силой ничего не добьешься. Иногда нужно быть терпеливым.
В тот момент, когда мракоборец-стажер наконец двинулся к нему, Джеймс Поттер, похожий на истыканный вилкой бифштекс, застонал и приоткрыл глаза. Он помнил, что свалился на землю первым, еще до Питера, и это страшно его бесило. Он помнил и то, как Сириус Блэк, словно бы превратившийся в адского демона, фехтовал палочкой, словно клинком. Они все были чертовски хороши вместе, но потом что-то произошло, что-то очень поганое… Какой-то человек в плаще, капюшоне, странный и страшный, излучающий саму смерть, появился впереди, и они отключились. Джеймс не вполне понимал, почему их пощадили, и от этой мысли ему становилось еще хуже.
— Смотрю, твоя башка сейчас взорвется, парень. Ты не думай, мы отправим тебя в Мунго, и все будет в порядке, — улыбнулся ему стажер.
Его наставник оттеснил его плечом и резко шагнул к Поттеру, рывком откатал рукав его рубашки, удовлетворенно хмыкнул и кивнул напарникам. Джеймс прошел проверку.
Прежде чем Сириус Блэк и Питер Петтигрю неподалеку пришли в сознание, Джеймс отрубился снова. Через час их переправили в Мунго, откуда они благополучно сбежали в Блэкшир еще через пару часов.
*
Эстель Паркер в безупречно белом, шифоном платье и в пушистых тапочках на босу ногу открыла дверь. И коротко, громко вскрикнула.
Через полчаса Эмили сидела в своей старой комнате под крышей, умытая, переодетая и закутанная в одеяла. Регулус сидел на кухне перед Эстель, пока та осторожно перевязывала ему руки, и тихо говорил.
— Она очень нестабильна, миссис Паркер. Насколько я знаю, она оказалась в плену у… у не самых хороших людей. Я нашел ее ночью в… одном лесу и… помог ей выбраться. Я не знаю сколько времени она провела у Ма… у не самых хороших людей, но…
Он постоянно прерывался, пытаясь подобрать нужные слова, и каждый раз Эстель только коротко кивала, словно могла читать его мысли. У нее были теплые тяжелые руки, и она не обратила никакого внимания на черную татуировку, доходящую Регулусу до локтя. Эстель не могла не знать, что это такое, но Регулус вернул ей живую дочь, и она не стала вдаваться в расспросы.
— Я не знаю, как объяснить все это, — наконец произнес Регулус тихим отчаянным шепотом, пытаясь заглянуть Эстель в глаза. Он чувствовал свою вину, сам не понимая, за что.
Эстель прекратила его перевязывать. Она подняла голову, взяла его лицо в ладони и по-матерински улыбнулась:
— Все будет хорошо, мальчик.
Потом она отпустила его, а Регулус впервые подумал, что так мать ему никогда не улыбалась.
Эстель поставила на плиту чайник, что-то достала их кухонных шкафчиков, ни на миг не переставая говорить. Регулус завороженно наблюдал, как она «колдует» на кухне, не применяя ни капли магии.
— Эмили — очень скрытная девочка. Конечно, я слышала про непростые времена, которые начались в… вашем мире. Тот страшный волшебник, что затеял все это, попытался добраться и до родителей учеников. Я имею в виду до нас, обычных людей. Ваш милый директор, Дамблдор, спрятал нас. Очень надежно, я хочу сказать. Но, веришь или нет, я что-то почувствовала вчера. Материнское сердце… Решила вернуться домой. Фрэнсис, мой муж, был против, запретил мне и думать о таком, но Эмили не отвечала на мои письма уже с неделю, а перед этим отвечала очень странно, будто и не она писала… Ну я и сбежала сюда из укрытия прошлой ночью. Фрэнсис, наверное, рвет и мечет. И с ума сходит, конечно же. Но я почувствовала, что нужна, потому вернулась домой. А через пару часов появляетесь вы и…
Эстель стояла к Регулусу спиной, усердно взбивая венчиком яйца для омлета. Все это время ему казалось, что она просто говорит, но теперь он заметил, как странно дрожат ее руки и спина, и как падают на стол маленькие сверкающие капли. На мгновение Эстель замолчала, и ее плечи поникли. Но она резво тряхнула головой, и кухня вновь наполнилась ее красивым грудным голосом, похожим на волнующийся океан, и суетливыми живыми движениями.
Регулус все еще не видел ее лица, не видел, как она говорит, и ему казалось, что этот голос происходит словно бы из ниоткуда.
— Я, наверное, плохая мать, — продолжала Эстель. — Раз не знаю, что творится с моей дочерью, раз ее приводят домой в таком виде, а я даже предположить не могу, что с ней случилось.
— Вы хорошая мать, — тихо сказал Регулус. — Правда. От моей матери сбежал ее старший сын, а она даже не попыталась вернуть его.
Эстель наконец-то повернула к Регулусу заплаканное лицо с потекшей тушью и благодарно кивнула.
— Ты добрый мальчик. У тебя на руке то, что не говорит о тебе ровным счетом ничего хорошего, но ты помог Амели, и я попробую поверить тебе. Она мне ничего не расскажет, а ты должен объяснить мне все. Абсолютно все. А потом мы решим, что делать с Амели, хорошо?
Регулус кивнул.
Все что угодно, только бы Эмили вновь стала самой собой.
Эмили сидела в своей комнате, обняв руками колени, и тупо смотрела в стену напротив. По стене вились цветочные узоры кремовых обоев, и это вызывало в ней необъяснимое умиротворение.