— Тебя долго не было, — с укором сказал Питер, пытаясь отыскать на лице Элизы… что-то. — Я много писем написал тебе, когда вернулся в Хогвартс, волновался.
— Я была у отца, ты же знаешь, — Элиза пожала плечами и подошла к Питеру ближе.
Питер хотел было сказать, что еще до отъезда на каникулы он не поверил ей до конца. Он хотел сказать, что знает о том, что все родители магглорожденных спрятаны, в том числе и от их детей, и что вряд ли Дамблдор бы сделал для Элизы исключение. Он хотел сказать, что она может доверить ему все что угодно, любую тайну, даже самую страшную. Хотел сказать, что примет ее какой бы они ни была, но…
Ее светло-розовые тонкие губы, надежно сомкнутые, привыкшие хранить в себе множество тайн. Он смотрел на эти губы, и понимал, что не получит от Элизы ничего, кроме оправдательной лжи. И неважно, в чем будет заключаться эта ложь, и будет ли она во зло или во благо — она все равно не ответит ему ни на один прямой вопрос. А Питер не хотел слышать этой лжи.
Если не хочешь знать — не спрашивай.
И поэтому он прикрыл глаза и спросил со всей заботой, на которую был способен:
— Как отец?
— Хорошо, — Элиза склонила голову. — Он пьет, но я смогла урезонить его, немного привести в чувство. Не беспокойся о нем, Питер.
Она коснулась его руки своей, и Питер провалился в какой-то странный омут, в котором плавали лица друзей, врагов, но особенно четко проступало ее лицо. Потом они целовались, и Питер с болью чувствовал, как много ушло из этого поцелуя, как многое забрали эти каникулы, во время которых произошло что-то, о чем ему не дозволено знать. Он отчаянно цеплялся за руки и плечи Элизы, прижимал ее слишком отчаянно, будто спрашивая: «Можно?»
А она не отстранялась, но и отвечала ему чисто механически, как кукла.
— Пойдем в замок? — спросила она через несколько минут. — Здесь холодно.
Она не смотрела ему в глаза, а куда-то поверх плеча, словно Питера здесь и вовсе не существовало.
— Я еще посижу, — Питер покачал головой.
Элиза только пожала тонкими плечиками и, сжавшись под курткой, в одиночестве побрела ко внутренним воротам. Питер смотрел ей вслед и ощущал раздирающее на части бессилие.
Элиза скрылась за массивными стенами Хогвартса, и как по волшебству в тот же момент из дверей во двор выплыла компания слизеринцев. Питер не таил надежд, он прекрасно видел, к кому они направляются и смутно догадывался, зачем.
Впереди всех вышагивал тощий Эйвери с выгнутыми в улыбке губами. По правую сторону от него плелся Регулус. У него было печальное выражение лица человека, который смирился со своей участью, не найдя в себе сил ей противостоять. За ними следовали еще несколько знакомых Питеру лиц, видимо, недавно вербованных. Хотел бы Питер посмотреть на их руки.
— Питер Петтигрю! — воскликнул Эйвери, взмахивая руками так, словно собирался его обнять.
Редкие гости внутреннего дворика подняли головы на звук и тут же начали отворачиваться как по команде. Отступили ближе к стенам, в тени деревьев и статуй, но не перестали наблюдать за происходящим. Будто гиены, ожидающие своего куска падали.
— Здравствуй, Якоб, — тихо ответил Питер.
— Ты совсем позабыл нас, Питер? Мы все пытаемся улучить минутку, чтобы поговорить с тобой, но ты ускользаешь как тень, — Эйвери мирно улыбнулся. — Прости мне мой поэтический настрой.
Питер посмотрел на Регулуса, и тот тут же отвел глаза в сторону. Ему было стыдно за тех, кто стоял рядом с ним, но недостаточно, чтобы защищать какого-то полукровку, пусть он и был лучшим другом его брата.
— Я хочу сказать, Питер, — Якоб перешел на мягкой шепот, — что нам нужно держаться вместе. Сейчас, когда Люциус оставил нас разбираться со всем этим в одиночку, когда Энтони бросил нас, остался только я. Мне не по душе роль лидера, роль агрессора, но ты же понимаешь, что Люциус далеко, а я здесь, прямо перед тобой. Нам стоит держаться друг за друга, и тогда, в случае чего, я смогу прийти к тебе на помощь, Питер.
Питер вяло посмотрел в его сторону.
— Я не могу быть замеченным рядом с тобой, Якоб. Мародеры спрашивают меня, что за дела я веду со слизеринцами, и я устал придумывать отговорки.
Регулус посмотрел на Питера с сомнением. В его взгляде виднелось недоверие. Может быть, потому что Регулус слишком хорошо его знал. А может быть, потому что не верил, что друг Сириуса Блэка способен на предательство. Но Регулус предпочитал молчать, сохраняя нейтралитет и собирался делать это как можно дольше.
— Если не лжешь, то позволь задать тебе вопрос, — Эйвери склонил голову вбок, смотря на Питера глазами, превратившимися в щелки.
Эйвери не было никакого дела до Люциуса, Питера и Мародеров, ему просто было скучно. Он не был способен на агрессивные действия, как Люциус или Энтони, но ему нравилась та власть, что доставалась ему в их отсутствие, и он пока лишь пробовал ее на вкус, примеряясь. Эйвери прекрасно знал, что люди имеют свойство умирать, что Люциус может погибнуть или провиниться, и когда дело дойдет до Эйвери, тот хотел иметь информацию, которая спасет его шкуру. Информация — это все.
— Здесь? Посреди школьного двора на всеобщем обозрении? — скептически спросил Питер.
— Пусть думают, что мы забили тебя в углу и выпытываем информацию, — пожал плечами Эйвери. — Ты сам мне говорил, что прятаться лучше у всех на виду. Если мы будем ютиться в укромных уголках школы, вот тогда-то о тебе точно заговорят, Питер.
Питер посмотрел в бледное лицо Эйвери, на котором проступали красные пятна, тщательно замазанные кремом телесного цвета.
— Я тебя слушаю.
— Существует ли Орден волшебников, возглавляемый Дамблдором?
Эйвери говорил так, словно о погоде спрашивал. Питер покачнулся.
Откуда они узнали?..
— Да, — сдался он.
— Сколько вас?
— Я не знаю истинного количества. Дамблдор никому не доверяет. Я даже в штабе не был.
— Так сколько?
— Больше двух десятков.
— Среди вас есть авроры?
— Да.
— Знаешь имена?
Эйвери облизал губы, Питера едва не вытошнило.
Дамблдор подозревал, что людям в Министерстве доверять нельзя. Он четко обозначил, что говорить можно, а что нельзя. Но если информация об Ордене дошла даже до Эйвери, то Люциусу и Волдеморту должно быть подавно все известно, а значит, никакого смысла разыгрывать этот спектакль — нет.
Только вот Якобу было на это плевать. Он ни за что не отпустит Питера с этого представления так просто. Ведь у Питера была главная роль.
— Ну же, Питер, — Якоб отступил на шаг, и вместо него вперед выступили его амбалы-шестерки, за которыми Регулус совсем перестал быть заметным. — Скажи нам что-нибудь. У нас и так слишком много подозрений в твоей верности…
— Эй! Вашу мать, что вы там делаете?!
Джеймс Поттер разогнался от ворот и в считанные секунды добрался до Питера. Большой, кипящий от злости и очень сильный, он как бык рванулся вперед и сбил с ног тех, кто не успел отскочить в сторону. Один против пятерых, Джеймс даже не подумал испугаться.
— Мы беседуем с Питером, Джеймс, — вежливо объяснил Эйвери.
Джеймса такое поведение смутило, но он не стал долго думать.
— Пошел нахер, Эйвери. Если ищешь себе мальчика на потрахаться, ты выбрал не тот факультет. Сходи лучше к своим.
Эйвери в ответ на это изысканно улыбнулся, оглядел Поттера с ног до головы наглым оценивающим взглядом и пожал плечами. В его глазах блеснула похоть, но Питер был уверен, что это лишь очередной спектакль. Эйвери не был геем, он вообще, кажется, не хотел никого, кроме себя, хотя Сириус что-то говорил еще и про Вальбургу.
— Что же, Питер, — пропел Эйвери. — Я буду надеяться на продолжение нашей беседы.
Он развернулся и пошел обратно, вышагивая как птица-секретарь, худой и важный.
— Чего он хотел? — разгневанный Джеймс повернулся к Питеру.
— Спрашивал про Орден, — кисло ответил Питер.