— Я, Беата Гвендолин Спринклс, клянусь, что позволю провести над собой обряд по частичному стиранию и изменению своей памяти. И преждевременному лишению магического дара.
Люциус вздрогнул всем телом, чуть не вырвав свою руку из руки Беаты. Серена смотрела на дочь широко распахнутыми глазами. Беата мстительно улыбалась, издевательски глядя на Люциуса. Всем было известно, что страшнейшее преступление, которое можно совершить с волшебником — это забрать его магию.
Серена глубоко вздохнула и коснулась палочкой Люциуса их скрепленных рук.
— Я свидетель произнесенных клятв и заключенного обета. Обет заключен.
Изумрудная петля на мгновение обвила руку Люциуса и Беаты, скрепив их вечными узами, какие скрепляют мужа и жену, и погасла. Малфой не дернулся, когда заклинание пребольно вонзило свои «зубки» в его кожу. На лице Беаты не отобразилось ничего.
Они тягуче медленно расцепили руки. Кожа все еще ныла и где-то внутри у самых костей разлилось настоящее пламя, понемногу угасающее и превращающееся в острый зуд.
Беата вскинула голову.
— И последнее, что я хочу сказать тебе Люциус, перед тем, как меня не станет.
Она улыбнулась, как в давние времена, когда они были детьми.
— Я ненавижу тебя, Люциус Абраксас Малфой.
Малфой дернулся, и в его взгляде появилось жалкое выражение. Но он лишь плотнее сжал губы и, медленно пятясь спиной назад, вышел, до самого конца не отрывая взгляда от светлой улыбки на лице Беаты и ее демонических глаз.
Это было последнее, что Беата Спринклс сказала своему старому другу, больше она не произнесла ни слова. А на рассвете ее не стало.
Люциус не смог лишить ее магического дара, просто не решился. Они с Сереной погрузили Беату в глубокий сон и прибывшие ранним утром колдуны приступили к работе.
Через три недели после того, как Беата Спринклс заснула навечно в поместье Малфоев, из Англии отбыл утренний торговый корабль с зеленой литерой «М» на боку. Прошло совсем немного времени, и в старинном особняке на побережье Атлантического океана проснулась девушка. С насмешливым лицом, угловатыми руками, копной смоляных волос и острыми зелеными глазами.
Которую всего через несколько лет будут называть…
…миссис Беатрис Гринграсс.
========== Глава XXXII: Последняя шалость Беаты Спринклс ==========
Хогвартс, кабинет Дамблдора
Неспешно цокали разномастные часики, в разнобой передвигая секундными стрелками. Им вторила пыхтящая золотисто-лимонным колба на дубовом столике. Фоукс, бесконечно прекрасный и слепящий глаза, уютно свернулся в своей клетке, обняв себе длинным огненным хвостом.
— Какого черта мы здесь делаем? — Сириус Блэк вытянул перед собой ноги, разглядывая длинный ворс ковра и заляпанные в весенней грязи брюки.
Напротив него сидела Эмили Паркер в непроглядной черной мантии и с обгрызенными ногтями. Она выглядела измотанной, словно совсем не спала, ни черта не ела и только что и знала, что свои учебники.
Кроме Сириуса и Эмили в кабинете не было никого, включая самого Дамблдора, и если десять минут назад ситуация казалась странной, то сейчас она начинала нервировать в буквальном смысле до нездоровой дрожи.
Дамблдор вплыл в кабинет в длинном шерстяном халате, словно с минуту назад вылез из теплой постели, несмотря на то, что время подходило к послеобеденному перекусу. Он казался добродушным, но Сириус не раз видел, как директор с улыбкой под пушистыми усами выдает новость о чьей-нибудь смерти, и его беспокойство лишь усилилось.
— Я хотел бы побеседовать с вами о Беате Спринлс, — просто сказал Дамблдор, куда-то девая улыбку, будто заправский фокусник прячет монетку в рукаве.
Эмили подскочила на стуле и воззрилась на директора воспаленными огромными глазами. Сириус медленно вздохнул и заставил себя поднять глаза. Дамблдор внимательно посмотрел на него, затем на Эмили, словно бы… подбирал слова.
— Беата Спринклс умерла, ребята.
Вот так просто. Безо всяких подготовительных речей и слов утешения.
Что-то внутри Сириуса рвануло вниз, поэтому громкий вскрик Эмили ворвался в его сознание секундами позже. Появился словно бы из ниоткуда и залил его сознание высокой сокрушающей волной.
Умерла.
Простое слово, будто маленький шарик в невесомости, качалось у него в голове, отскакивая от стенок. Туда-сюда. Тик-так. Голова была пустая, легкая и очень хотелось курить.
Но… этого же…
…не может быть?
— Она последовала на Гонки вслед за Эмили, но по прошествии ночи не пожелала отступать и решила преследовать оборотней до конца. К сожалению, она не справилась.
— Не справилась?.. — сипло прошептала Эмили.
— Мать опознала ее тело. Как и сестра. Как и мать общин.
— Где она? — Сириус вскочил со стула, покачнулся, когда закружилась голова, и почти упал на директорский стол, но успел вовремя выставить перед собой руки. Его большая косматая голова мотнулась перед лицом директора, челка упала на страшные горящие глаза, но Дамблдор не пошевелился.
— Ее тело, мистер Блэк, было забрано матерью. Они проведут обряд по всем правилам.
— А мы что, даже не имеем возможности присутствовать?! А если это ложь?! Я хочу знать, я хочу проверить сам! Если… Беата не могла…
— Именно поэтому я пригласил вас обоих сюда. Конечно же вам будет дозволено присутствовать на прощании, но необходимо обсудить все меры предосторожностей, чтобы по дороге с вами не случилось чего-то непоправимого.
Директор согласился так просто, что Сириус просто «выключился». Он был готов рвать и метать, лишь бы добиться своей цели, лишь бы ему позволили увидеть ее, но когда Дамблдор просто сказал «Да», у него не осталось сил ни на что другое. Блэк рухнул обратно в кресло.
Эмили продолжала молчать.
Молчать и трястись.
— Но я же… Я же виделась с ней последний раз… Я… В Блэкшире… И мы даже не… Мне нужно рассказать ей… Мне нуж…но…
Директор махнул рукой и невесть откуда взявшийся домовик бросился к Эмили с подносом и стаканом какого-то прозрачного зелья. Эмили машинально схватила стакан и залпом опрокинула его в себя, после чего сильно закашлялась.
«Не зелье», — понял Блэк. — «Обыкновенная водка».
К нему подскочил другой домовик с очередным стаканом, и Блэк смог лично удостовериться в своих догадках.
Беата Спринклс.
Когда они прощались у ворот Блэкшира, Сириусу показалось… что-то. Показалось, что это может быть навсегда. Что она уже не вернется. Но между «не вернется» и «умерла» была огромная разница, которая заключалась в очень простой вещи.
В надежде, которой больше не было.
Сириус поднял глаза на Паркер. Та плакала, тихо и безучастно, и совсем без слез. Сириус раньше понятия не имел, что это возможно — плакать без слез. Но у Паркер получалось, и Блэк подумал, каково, наверное, ей сейчас. Сначала изнасиловали ее психику, потом пытали, держали в плену и заставили бегать от оравы бешенных оборотней. А теперь оказывается, что из-за нее погибла единственная подруга. Пусть Дамблдор и сказал, что Беата «решила не отступать», но не нужно быть мудрецом, чтобы понять, ради кого она это сделала.
— Когда прощание? — глухо спросил он.
— Завтра, Сириус.
*
В Лесу Дина собралось уйма народу.
Сириус знал Серену и Еву, еще Медведя и пару других колдунов, которых он видел в Хогвартсе. Все остальные казались ему зеваками, забредшими на казнь незнакомого человека в поисках зрелищ. Колдуны переговаривались, пили из высоких деревянных кружек какое-то варево и начисто игнорировали их с Эмили. Может быть, принимали за слуг, а может быть, им просто не было никакого дела.
Беата лежала на расшитом льняном полотне с аккуратно уложенным по обеим сторонам от ее головы заплетенными косами, с раскинутыми руками и в таком же льняном платье. Под нею было сложено огромное кострище.
Природные колдуны сжигали своих ушедших.
Это стало открытием для Сириуса, хотя, наверное, ему стоило догадаться раньше, что языческие обычаи не изжили себя в этих землях.