— Я рассказал Джеймсу и Ремусу, что случилось, что мы сделали. И Лили и Марлин тоже… Тебе больше не придется делать это самой.
Сириус достал свои сигареты.
— Мне с тобой сейчас говорить проще, чем с лучшими друзьями. Наверное оттого, что ты молчишь все время. Ты чертовски странная, Паркер. Но я уважаю тебя за твою стойкость.
Эмили качнула головой вниз, и весь пепел разом обвалился на ее юбки.
— Ты вообще причесывалась с прошлой недели? Выглядишь премерзко. Хорошо, что ты не красишься, иначе бы вся тушь размазалась, — Сириус сделал быстрое движение и вытащил окурок из губ Эмили.
— Спасибо, — сказала она. — А то он, кажется, прилип к губам.
Эмили произнесла что-то вслух. Это было великим событием, но Сириус сделал вид, что ничего особенного не произошло.
Ее руки были опущены вниз, словно прикованные к земле, и поднять их для Эмили было непосильной задачей. Сириус знал это ощущение — когда у тебя нет сил даже пошевелиться, когда ты почти боишься этого. Как будто, если сделаешь одно, даже самое крохотное движение, весь мир вокруг тебя начнет обваливаться, как карточный домик.
— Что будешь делать теперь? — спросил Блэк.
Эмили медленно повернула к нему голову и черные глаза обратились на него. Стало немного жутко, но она всего лишь не поняла вопроса.
— Что будешь делать с Мальсибером и прочими? Регулус нам многое рассказал. Да мы и сами побывали на Гонках. Несложно догадаться, что этот псих способен на страшные вещи хотя бы потому, что он чертов чистокровка.
— С чего ты решил, что я буду с ними что-то делать?
— А что еще остается? — он горько усмехнулся и сплюнул на камни. — После того, что случилось, тебе нужна цель, чтобы выкарабкаться. Неужели просто поплачешь пару месяцев в подушку, а потом будешь жить, как обычно?
— У меня есть Ремус, Блэк.
— Ты не говорила с ним неделями. Ты хоть помнишь, как он выглядит?
Эмили наклонила голову, глядя на Блэка, не мигая и похожая от этого на большую разбуженную сову.
— Что ты делаешь?
— А что?
— Ты провоцируешь меня.
— Я тебя тормошу. Тебе плохо, тебе нужно из этого выбраться, но всю помощь, что тебе предлагали, ты отвергла. Родители пытались вернуть тебя к жизни с помощью лекарств — ты отказалась. Ремус обивал твои пороги целыми днями — ты игнорировала его. Учителя пытаются подбадривать тебя и не нагружать заданиями — ты отворачиваешься от них. Выходит, ты реагируешь только на меня, уж не знаю почему, но я принимаю правила игры и пытаюсь что-то сделать.
Эмили помолчала, потом издала нехороший смешок.
— Это что, благотворительность?
— Нет, — Блэк отвернулся к воде. — Я не оставлю это так, Паркер. То, что они сделали. Тех, кто устроил эти Гонки. И ты не оставишь.
— Если организуешь отряд мстителей, это не ко мне, — отрезала Эмили.
— Почему?
Эмили покачала головой туда-сюда, словно пыталась взбултыхнуть мысли в своей голове, чтобы они шевелились быстрее.
— Потому что мстить — неправильно, Сириус. Месть всегда приводит в никуда, месть всегда забирает все, что у тебя было, есть и может быть. Она отбирает все твои возможности и превращает их в ненависть.
— Это значит, что ты ничего не будешь делать?
— Это значит, что я ничего не буду делать вместе с кем-то. Я не стану это ни с кем делить и никого не стану впутывать.
Эмили приподняла руки и оправила юбки. Руки ее были жутко худые, испещренные синими венами и алыми царапинами. Сириус всерьез опасался, что она что-нибудь с собой сделает.
— Например, ты, — продолжила она монотонно. — Например, ты хочешь отомстить, Сириус. Это в твоей природе. Но ты не говоришь об этом с Джеймсом, твоим лучшим другом. Или Ремусом. Или Марлин и Лили, которых ты знаешь лучше, чем брата и своих родителей. Нет. Ты приходишь ко мне. Потому что меня тебе не жалко. Ты почти не знаешь меня, но то, что ты видишь, порождает в тебе мысль, что мной можно пожертвовать. Также ты относишься и к себе. Но разве ты можешь быть уверен, что в моей жизни больше не может быть чего-то хорошего? Будущего? Нет, ты не можешь быть уверен. Но тем не менее ты желаешь разделить свое мщение со мной. Вдвоем умирать проще. Спокойнее. Появляется мысль, что если еще кто-то делает то же, что и ты, значит, ты поступаешь верно. Значит, в этом есть смысл. Но я не могу, Сириус. Я не могу просто решить за тебя, что у тебя нет будущего и отобрать твою возможность ради своего мщения. Поэтому я буду действовать в одиночку. Без тебя, без твоей помощи. Не потому что я горда. И не потому что я одиночка. Просто я не считаю, что имею право втягивать кого-либо в это. Ты понимаешь?
Сириус кивнул.
Они сидели у воды, наблюдая, как растолстевший по весне осьминог томительно медленно шевелит щупальцами, слово прихорашивается, прежде чем вынырнуть. Вокруг, танцуя в легком ветерке, покачивались деревья, где-то звонко и задорно засмеялись студенты, выбегая на улицу на перемене, звонко распевали птицы, похожие на крохотные колокольчики.
Сириус поднялся, отбросил бычок на камни. Постоял молча за плечом Эмили и также молча отвернулся. Уходить было сложно, но еще сложнее было не оборачиваться.
Но они оба сделали свой выбор, теперь уже навсегда.
— Если еще хоть кто-нибудь скажет мне про ТРИТОНы, я превращу его в двухвостку, — Лили рассерженно влепила книгой по столу.
— Глупости, тебе не стоит переживать об этом, — Джеймс лежал на двух стульях, свесив вниз ноги и заложив руки под голову. Его голос раздавался из-под парты и был несколько приглушен.
— Я и не переживаю! Но они просят моей помощи в подготовке, и эта «подготовка» заключается в «Лили, ты же дашь нам списать, правда?». Бездарные, ленивые, неблагодарные…
— Вы слышали новости? — за стол приземлилась Марлин, как ни в чем не бывало усевшись Джеймсу на живот, тот только охнул.
— Какого рода? — Лили вздернула голову, и Джеймс с удовольствием отметил милые рассерженные веснушки у нее на носу.
— Вся школа бурлит. Знак «А&B» появился в главном холле, в гостиной Слизерина и над квиддичным полем. Все ждут развития ситуации, но никто не знает, что же последует дальше. Профессора бьются в попытке его убрать, но чары очень хороши. МакГонагалл даже пошутила о том, что засчитает ТРИТОН по трансфигурации тому, кто сможет с этим справиться и тому, кто это наколдовал.
— Неподходящее время, — Лили наморщилась и отложила перо. — Как бы не вышло глупости.
— Глупости? — Джеймс попытался сесть, и Марлин тут же взвилась со «стула». — Мне кажется, это связано.
— Связано?
— Ну… связано, — Джеймс пожал плечами.
Марлин разом притихла, опасливо оглянулась, но Сириуса рядом не было.
— С ней?
— Именно.
— Я не понимаю, — Лили посмотрела попеременно на Джеймса и Марлин.
— Кто-то знает о том, что с ней случилось, — понизив голос, ответила Марлин.
Они не договаривались об этом, но так вышло, что имя Беаты они больше не произносили. Любое ее упоминание делало Сириуса настолько мрачным, что все окружающие замирали, опасаясь взрыва. А если уж кто-то проходил мимо и откликался: «Что? Беата? А вы, кстати, не в курсе, где она?», то эффект был сравним с приходом цунами.
— И, конечно, не сложно догадаться, что ее олицетворяют с «А&В», — Джеймс сложил руки и помотал головой.
— Прощание? — догадалась Лили. — Они хотят устроить прощание?
— И это приводит нас к тому, что у А&B есть доступ к этой информации, потому что в школе не так уж и много людей, кто знает о…
— Господи, Джеймс! — вскричала Лили, и соседние студенты шарахнулись в стороны. — Сколько можно?! Мы не о соревновании сейчас говорим! Мы говорим о… — голос Лили ухнул вниз. — Мы говорим об очень важной традиции, ритуале. В школе всегда проводится прощание с погибшими. Всегда. И только Беата лишена этой участи, потому что никто не хочет афишировать подробности ее… ее ухода. Ее собственная семья запретила директорату поднимать эту тему.
Джеймс виновато замолк.
— Собственная семья?
— Да! — теперь Лили была еще более рассержена. — Немыслимо!