— Я не брал весь дневник! – тут же воскликнул Джеймс. – Только его часть… вернее эту часть я тоже не брал, это все Марлин. Она сказала, что ей надоело смотреть, что я верчусь как уж на сковородке, пытаясь впечатлить тебя. И вот…
— Вот ведь… — Лили уже было хотела сказать нечто не особенно цензурное, но, заметив заинтересованный взгляд Джеймса, тут же поправилась: — Хитрая вредина, я хотела сказать.
Поттер только покивал головой, словно говоря: «Конечно, я так и подумал». Впрочем, его улыбка стала еще более нахальной и одновременно – лучезарной.
— Быть может, еще чаю… — задумчиво протянула Лили. – А то я совсем…
Джеймс тут же подорвался с места, исчезая за стойкой в поисках официантки. Через пару минут он уже спешил обратно с подносом, на котором стоял фарфоровый чайник с изящным насыщенно-синим цветочным узором.
Они начали пить чай, за обе щеки уплетая остатки тортов и пирожных, и беседа постепенно становилась все более непринужденной и радостной. Лили заливисто смеялась или же смущенно хихикала в зависимости от того, о чем именно шутил гриффиндорец. А тот в ответ радостно улыбался и все больше входил в раж, припоминая все их наиболее безобидные с мародерами шутки, дабы поведать их девушке, такой теплой и открытой сегодня.
Пожалуй, на данный момент он мог с уверенностью сказать, что эта ночь – лучшая в его жизни.
***
Коридор рядом со слизеринскими спальнями, около одиннадцати вечера
— Что. Здесь. Происходит?! – Беата вылетела из-за поворота, яростная и рассерженная, и остановилась перед Блэком, чеканя слова. Северус Снейп неподалеку от них вжался в угол, выставив перед собой волшебную палочку, и смотрел на Блэка, словно загнанный в угол зверь. Побитый, уставший, но несломленный.
Сириус развернулся к Беате, не убирая, впрочем, свою палочку и держа Снейпа на прицеле:
— Забыл тебя предупредить, Спринклс, — манерно протянул он. – Ты же у нас теперь личный телохранитель Нюниуса?
— Блэк… — нехорошо начала слизеринка, вытаскивая свою палочку и направляя ее на гриффиндорца. – Тебе явно не помешает еще одна воспитательная беседа.
— Ничто не заставит меня принять этого слизняка, Беата! – неожиданно взорвался Блэк. – Не твои слова, ни слова Паркер, ни Ремуса! Хватит защищать его, как невинную жертву! Как будто, он ни разу не поджидал нас с Джеймсом за углом, исподтишка кидая в нас свои мерзкие проклятия!
— Как будто вы оба его на это не провоцировали! – рявкнула Спринклс в ответ. Снейп в углу переводил ошарашенный взгляд с одного на другую: ему было непривычно слышать, чтобы кто-то ругался из-за него так.
— Мы всегда деремся честно и открыто! Мы никогда не станем вынюхивать и выслеживать этого ублюдка, а просто подойдем и возьмем свое!
— Вот именно! Просто подойдем вчетвером при всей школе, поднимем его в воздух, перевернем вниз головой и возьмем свое! Так, Блэк?! Отвечай!
Губы Сириуса дрожали, а сам он весь трясся от ярости и гнева. Он не хотел причинять Беате вред, но сейчас она стояла между ним и Нюниусом, и он не знал, что делать.
— Ну?! – в ярости Беата преображалась. Она переставала быть насмешливой и неуклюжей, она становилось самой настоящей фурией, и даже Снейп не мог не отметить, что сейчас и он сам боялся ее, несмотря на то, что она была на его стороне.
Блэк, сплюнув, опустил палочку, бросив взгляд, полный черной ненависти на слизеринца:
— Объясни мне, Спринклс, и я уйду. Просто объясни мне. Почему вы защищаете какого-то сморчка, который сам выбирает себе путь изгоя и отталкивает от себя людей? Он оттолкнул от себя даже Лили, единственного человека, кто вообще когда-либо с ним нормально разговаривал!
— Потому что, Блэк, — холодно промолвила Беата, — что все люди с рождения разные. Кто-то способен пойти по чужим костям к великой цели, считая, что он имеет право отбирать у людей то, что ему хочется. Например, ты. А кто-то с детства не имел понятия о том, что существует дружба или доверие. Кто-то уже и не помнит, что такое – искренний смех и улыбка. И когда такие люди, как Северус, впервые видят такую, адресованную им улыбку, они сделают все, чтобы уберечь ее.
— Ты оправдываешь все его скользкие, мерзкие поступки?
— Нисколько. Но Паркер была права – называя кого-то чудовищем слишком долго, в итоге ты и только ты будешь виновен в том, что это чудовище увидело свет. Не думаешь же ты, Блэк, что каждодневный страх увидеть тебя, выходящего из-за поворота с твоим дружками, делает человека открытым и общительным? – Спринклс тоже опустила палочку, в упор смотря Сириусу в глаза. Парень молчал, не отводя взгляда, будто пытался выстоять в этом безмолвном поединке воли.
— Я не понимаю, что ты и Лили находите в этом… — он скривился, — в этом слизеринце.
— Не говори мне об Эванс, Блэк, — еще холоднее отозвалась Беата. – Ваша гриффиндорская принцесса не сделала ничего, чтобы защитить Сева. Все, что она делала, она делала из жалости к нему.
— Беата, ты не знаешь, о чем…
— Не нужно, Северус. Быть может, это твоя первая и единственная любовь, но она больше подходит Поттеру, чем тебе. Такая же самовлюбленная, как и он, так же мнит себя совершенством, а на деле – она всегда стоит в стороне. И все, что у нее есть – это ее слова. И ни одного поступка.
Северус удивленно воззрился на Беату, Блэк смотрел не менее изумленно. Затем взгляд слизеринца помрачнел, наполнился странно-пугающей злостью, и он прошипел в ответ:
— Мне не нужны ни ты, ни твоя паршивая забота, — и с этими словами Северус Снейп развернулся и не глядя ни на Беату, ни на Блэка, хромая, устремился к гостиным Слизерина.
— Ну и? – невесело усмехнулся Блэк, когда Снейп скрылся за поворотом, и они с Беатой остались одни в темном коридоре. – История повторяется, а?
— Нет, Блэк, — безмятежно отозвалась Беата. – В этом-то и разница. Северус гордый, и я уважаю его за эту гордость. Но еще больше я уважаю его за эту идиотскую, но такую невероятную любовь к Эванс. Он мог бы молча стерпеть мои слова, зная, что только я одна стою на пути между ним и вашими мерзкими шуточками. Но он снова предпочел идти сложной дорогой — один против всего мира. А это значит, что его чувства к милашке Лилс не померкли за прошлый год. А это значит, что я буду защищать его, невзирая на все его жалкие попытки меня оттолкнуть. Его поступки многого стоят Блэк, ты, например, на такое не способен.
Сириус застыл изваянием, плотно сжав губы и смотря на Беату уничтожающим взглядом.
— Откуда тебе знать, на что я способен, а на что – нет? – тихо и как-то устало произнес он, убирая палочку и теряя весь свой боевой пыл. Беата удивленно подняла на парня глаза, задумчиво наблюдая за произошедшей с ним трансформацией.
— Подожди-ка… — вдруг тихо произнесла слизеринка. – Что я и Лили находим в нем… Я и Лили? Серьезно, Блэк? – она вдруг усмехнулась и шокировано уставилась на Блэка, сраженная невероятной догадкой.
— Что? – Сириус мрачно взглянул на Спринклс. — Чего ты на меня так подозрительно смотришь, а?
— Значит, Поттер заметил ее раньше, да? А ты просто не смог признать, даже перед самим собой, что влюбился в девчонку? А потом стало поздно, и ты не захотел вставать на пути у друга, так?
Сириус отшатнулся от слизеринки, панически глядя на нее.
— Не нужно отрицать, Сириус. Я не скажу. Никому, — Беата беззаботно пожала плечами, хотя взгляд ее оставался серьезным и нацеленным на Блэка.
— Это… это в прошлом, — вдруг тихо отозвался парень. – Джеймс… Пусть она будет с Джеймсом. Но не с Нюниусом, ему я не позволю…
— Ха, вот как? Неужели ты способен отдать что-то, дорогое тебе, кому-то, кроме себя? В таком случае, Джеймс и вправду твой лучший друг… — задумчиво отозвалась Беата, скорее сама себе, нежели Блэку. – Но, если это в прошлом, то что теперь тебя раздражает в Северусе? Или это дурная привычка – задирать людей по старой памяти?
Блэк мрачно нахмурился и отвернулся, не желая дальше продолжать этот откровенный разговор и собираясь уйти, как и полагается англичанину – не попрощавшись. Беата вдруг резко подняла голову:
— Я и Лили?.. Я?
Но Сириус уже почти бегом удалялся по коридору, не дослушав конечный исход размышлений Беаты Спринклс. Слизеринка удивленно приподняла брови, глядя вслед Сириус Блэку. Поверить в то, что теперь Блэка стал волновать кто-то другой, помимо Лили Эванс, было сложно. Особенно при учете того, кто именно это был. И, честно говоря, особо верить в это даже не хотелось.