Дональд УЭСТЛЕЙК
А-АП-ЧХИ!
Рисунки В. ЧИЖИКОВА
Первые пощипывания в носу он почувствовал в понедельник утром, и, хотя это был почтовый день, Альберт не обеспокоился сверх меры. У него и раньше случался насморк с переменой погоды. Знать бы, что это пощипывание возвещало не только скорый приход весны…
Ну да ладно. Понедельник был почтовым днем, как все понедельники минувшего года, а Альберт свято соблюдал ритуал. Ровно без пяти минут двенадцать он вынул из левого ящика стола белый плотный конверт для заказных коммерческих писем, вставил его в пишущую машинку и адресовал самому себе:
«Альберту Уайту.
До востребования.
Моннекойс, Нью-Йорк».
Затем, рыскнув взглядом по сторонам — нет ли поблизости м-ра Клемента, — проставил внизу адрес отправителя:
«Боб Харрингтон,
редакция «Геральд-Стейтсмен»,
Моннекойс, Нью-Йорк».
Теперь оставалось самое главное — приписка крупными буквами:
НЕВОСТРЕБОВАННОЕ ПИСЬМО ЧЕРЕЗ ПЯТЬ ДНЕЙ ОТОСЛАТЬ НАЗАД В РЕДАКЦИЮ.
Альберт вытащил письмо из машинки, наклеил пятицентовую марку и аккуратно уместил пустой конверт во внутреннем кармане пиджака. (Одной из маленьких, но доставлявших тайное наслаждение радостей, было сознание того, что м-р Клемент, не ведая того, оплачивал почтовые расходы операции.)
Печатание адресов занимало как раз пять минут, остававшиеся до перерыва; еще несколько секунд для того, чтобы прибрать на столе. Ровно в полдень Альберт покинул контору, бережно закрыв за собой дверь с медной табличкой «Джейзон Клемент, адвокат», и отправился завтракать.
Перед тем как повернуть к закусочной, в этот понедельник, как и во все предыдущие понедельники, он зашел на почту и остановился у окошка «До востребования».
— Добрый день, м-р Уайт! — громко приветствовал его Том Почтарь. — Вам опять письмо. Очередное разоблачение, — доверительно улыбнулся он.
За те полтора года, что он являлся к его окошку по понедельникам, Альберт успел хорошо узнать Тома. Во избежание ненужных расспросов, Альберт с самого начала сказал, что Боб Харрингтон, знаменитый журналист из «Геральд-Стейтсмен», поручает ему проверку материалов и конфиденциальных писем, приходящих в редакцию.
— Я обязан хранить все в глубокой тайне, — пояснил Альберт. — Мистер Клемент не должен ничего знать. Поэтому Боб посылает мне письма на почту до востребования, а не в контору.
Том Почтарь озарился улыбкой и подмигнул Альберту.
— Ни слова королеве-матери!
Правда, в дальнейшем Том пытался еще кое-что разузнать. Так, в один из заходов он вдруг зашептал:
— Послушайте, а почему конверт дожидается вас здесь неделю?
— Видите ли, мы уговорились, что я буду брать письма по понедельникам. Если я начну приходить чаще, это может вызвать подозрения.
— Ясно, ясно, — протянул Том, мудро кивая головой. — Поэтому-то Харрингтон и проставляет: «Невостребованное письмо через пять дней отослать назад». Если вы его не возьмете в понедельник?
— Вы его отправите назад в редакцию!
— А как иначе! У нас строгие правила, мистер Уайт.
— Рад слышать это. Боб не любит, когда его бумаги валяются без дела. Если я не явлюсь за конвертом, проследите, пожалуйста, за отправкой. Мы отблагодарим вас.
— Все будет сделано в лучшем виде, мистер Уайт!
— Вы ведь не отдадите письмо никому, кто придет за ним якобы от моего имени, не так ли?
— Разумеется, мистер Уайт. Только вам лично.
— Гм… А если кто-то позвонит и назовется моим именем?
Том Почтарь еще раз подмигнул.
— Понимаю вас, м-р Уайт. Можете быть совершенно спокойны, почтовое ведомство Соединенных Штатов оправдает ваше доверие. Письмо не получит никто, кроме вас или Боба Харрингтона.
— Рад слышать это, — вздохнул Альберт.
В последующие месяцы небо оставалось безоблачным. Правда, теперь Альберту приходилось чаще читать громокипящие статьи Боба Харрингтона в «Геральд-Стейтсмен», потому что время от времени Том заводил разговор об очередной скандальной афере — ему непременно хотелось знать, принимал ли Альберт участие в расследовании. Обычно Альберт отрицал свое участие. Лишь время от времени он с легкой улыбкой допускал, что та или иная махинация была вытащена на свет в результате его усердного сотрудничества с Бобом Харрингтоном. Том Почтарь расцветал, словно от выигрыша в лотерею. Том вообще был прирожденный конспиратор и коротал время на почте в уверенности, что настанет день, когда он сможет наконец употребить свой талант на более серьезном поприще.