Врать Алексей Палыч не любил. Можно даже сказать, почти не умел. Тем более, врать телеграфно. Но времени у него не оставалось, и в несколько секунд он открыл истину, до которой древние добирались веками: чем крупнее ложь, тем легче тебе поверят.
Телеграмма была составлена по этому принципу:
"ВЫЕЗЖАЮ МОСКВУ НЕДЕЛЮ ДРУГУЮ ВЫЗЫВАЮТ МИНИСТРУ
АЛЕКСЕЙ"
ОБРАТНОГО ПУТИ НЕТ
В наше время все куда-то торопятся.
Во времена не столь отдаленные из Петербурга в Москву добирались на лошадках недели за две. И никто никуда не опаздывал. Даже на войне не слишком спешили. Некоторые крепости осаждали по году и по два. Солдаты не спеша строили избы для командиров, рыли землянки для себя, разводили под стенами крепостей огороды и даже женились в непосредственной близости от неприятеля. Для тренировки они подходили иногда к стенам и обменивались с осажденными неприличными выражениями.
Сейчас из Ленинграда в Москву самолет летит час. Но это многим не нравится: долго. А уж если вылет задержится на тридцать минут, то пассажиры начинают нервничать, проклинать погоду, синоптиков, а заодно и скептически отзываться об авиации.
Даже пенсионеры, которых впереди не ждет ничего интересного, тоже куда-то несутся.
Вот и Алексей Палыч начал спешить, едва попал в Город. Он заторопился уже в школе, в милицию бежал рысью, а на вокзале времени ему просто не хватило даже на телеграмму.
В электричку они с Борисом вскочили уже под объявление: "Осторожно, двери закрываются".
Сели они в пятый вагон, чтобы до поры до времени себя не обнаружить. Несколько остановок проехали вместе, а затем Борис отправился в шестой вагон в качестве наблюдателя. Алексей Палыч считал, что это вполне безопасно, так как Лжедмитриевна видела его лишь мельком.
Минут через десять Борис вернулся.
– Ну что?
– Поют.
– И она поет?
– Вроде поет. А может, только рот разевает. Она ко мне спиной сидит.
– А что поют? – спросил Алексей Палыч, скорее машинально, ибо не в этом была сейчас его главная забота.
– Про "зеленое море тайги"... А сейчас "Буратино".
– Выходить не собираются?
– Вроде нет пока.
– Присядь на минутку.
Борис сел рядом и хмуро прочертил взглядом вдоль противоположной скамьи. Паренек в форме речного училища спал, прислонившись к стене вагона. Молодая женщина объясняла своей девочке, что нехорошо называть бабушку "паршивой старухой".
– Боря, – шепотом сказал Алексей Палыч, – мне кажется... Ну, не то чтобы кажется... А вдруг она искусственная?
Борису никогда ничего не нужно было разжевывать.
– Робот, что ли?
– Что-то в этом роде.
– А если робот, то тогда и говорить не о чем. Вызовем ее в тамбур... Двери эти, если поднажать, открыть можно. Какой она там ни робот, а грохнется об рельсы – все винтики разлетятся.
– Ты с ума сошел! Я ведь только предполагаю...
– Давайте проверим. Я сяду сзади и уколю ее чем-нибудь. Закричит или нет?
– Ерунду говоришь, – поморщился Алексей Палыч. – Если они умеют посылать своих представителей... через Космос, да еще мгновенно, то уж никакие уколы для них не страшны. А потом – ты, наверное, не читал могут быть люди-роботы. В некоторых странах ученые, если их так можно назвать, занимаются этим. Они ищут препарат, который делает человека послушным и бездумным. Единственная радость для такого человека выполнить приказ: вскопать огород или убить, для него безразлично. Он – человек, но он – робот. Хотя девица эта выглядит довольно разумной... Когда я говорил "искусственная", я имел в виду искусственный мозг. И очень хотелось бы знать, что сейчас в этом мозгу. А на винтики разбирать ее не стоит. Скорее всего, их там нет. Это тебе не кружок "Юный техник".
– Ну ладно, – согласился Борис, – я ляпнул. Ну вот они выйдут... Что мы будем делать?
– Пока не знаю, – вздохнул Алексей Палыч.
Электричка начала замедлять ход перед станцией.
– Иди, – сказал Алексей Палыч.
Борис исчез и не появлялся еще остановок десять.
Вагон понемногу пустел. Стена леса за окном все реже прерывалась полянами и просеками. Исчезли грибнички-старички, бредущие вдоль полотна дороги. Конечная станция приближалась неумолимо.
Алексей Палыч думал, думал напряженно. В голове его проносились мысли-картинки: вот он хватает Лжедмитриевну за руку и тянет в станционный милицейский пикет... что это? Похоже на хулиганство. Да и группа не даст ее в обиду. Или уговаривает ее, умоляет. На коленях, что ли? Не поможет: "мадам"-то железная. И опять же группа. Алексей Палыч дошел даже до того, что мысленно украл у ребят рюкзаки, но не представлял себе, как это сделать.
В вагон заглянул Борис:
– Собираются!
Это была последняя станция.
Алексей Палыч и Борис вышли на платформу, уже не скрываясь. Но заметили их не сразу. Ребята побросали рюкзаки возле домика станции. Лжедмитриевна зачем-то зашла вовнутрь. Ребята побежали в пристанционный ларек пить лимонад, оставив одного караульного.
Алексей Палыч огляделся. Тихо и пусто. В кронах тополей, высаженных вдоль платформы, суетились какие-то беззаботные птички. Железнодорожная курица, замызганная, как швабра, копошилась в куче мусора. Даже странно было, что в такой приветливый солнечный день может случиться что-то плохое.