— Наверное, сдал нормы на значок ГТО второй ступени, — заключил Миша.
На дирижабле пустили в ход все аппараты для охлаждения газа. Дирижабль осел. Прежде чем трап коснулся палубы, Карпиловский спрыгнул под приветственные крики встречающих. Азорес успел щелкнуть аппаратом, чтобы увековечить этот момент, и побежал за трапом, который удалялся от него. Все взгляды были обращены на прибывшего, и об Азоресе на мгновение забыли. Вдруг Маковский вскрикнул:
— Стой! Куда ты, сумасшедший!
Конец трапа быстро волокло по палубе от кормы к носу парохода. Азорес бежал, пытаясь вскочить на трап.
— Подожди! Дирижабль сделает еще круг! Вот отчаянный! — Но Азорес уже уцепился за трап и взбирался по нему вверх. Трап, раскачиваясь, приближался к выступу на носу парохода. Об этот выступ Азорес сейчас разобьется. Все крикнули, а Азорес с проворством кошки продолжал взбираться вверх. И все-таки он не успел убрать ноги, и ступни его ударились о рубку. В ту же минуту трап перелетел через рубку и повис над морем.
— Ой, упадет! — разом вскрикнуло несколько человек. — Вот горячка!
Видно было, как Азорес стал дрыгать ногами.
— Разбил ноги!
— Смотрите, смотрите, он взбирается на руках. Вот неугомонный!
Азоресу помогли с дирижабля: капитан приказал быстро поднять трап. Так на трапе и втянули Азореса.
Длинный коридор на «Ц-6». Азорес пытается встать на ноги и сразу же садится. Его подхватывают.
— Ничего, чепуха, — бормочет он и, пошатываясь как пьяный, идет по коридору. — Капитан, где моя каюта?
Так произошел обмен пассажирами в воздухе.
Дирижабль поднялся, сделал круг над траулером и быстро стал удаляться.
— Как ты себя чувствуешь, Азорес? — спросил Маковский.
— Прекрасно! Пляшу, — шутя, ответил тот.
Однако через несколько минут врач дирижабля, осмотрев ноги Азореса, сказал, что удары значительны, хотя переломов и вывихов нет.
— До Америки, во всяком случае, ему придется полежать.
Океан успокоился, и корабли стали собираться на прежнее место.
Расположение затонувшего города было уже точно определено. Но советские корабли курсировали и обследовали дно в значительном отдалении от этого места.
— Подозрительные маневры, — бормотал про себя Скотт. Он не ослаблял внимания к советским кораблям и приказал капитану «Урании» держаться поблизости от них. С деланой любезностью Скотт крикнул с мостика в рупор:
— Неужели и на этом месте найдем подводный город?
— Этого пока никто не может сказать, — осторожно ответил капитан советского теплохода.
Скотт продолжал наблюдения. Вслед за драгой с теплохода был спущен телевизор. Шел час за часом, а теплоход находился на том же месте.
— Опустите наш аппарат телевидения! — приказал Скотт и пошел в свою каюту, где стоял телевизор с маленьким экраном. Экран вспыхнул. Мгла. Мелькают рыбы, мачты и трубы затонувших кораблей. Три парусника и два парохода… Луч прожектора советского телевизора шарил около пароходов.
— Так и есть! — воскликнул Скотт. — Теперь не остается никаких сомнений. Они ищут затонувший пароход. Они ищут «Левиафан». Проклятье! Но мы еще увидим, кто первый придет к финишу.
Затонувшие в этом месте пароходы были небольшими, и советский телеглаз стал подниматься вверх.
— Ну, конечно, — прикидывал вслух Скотт. — Они убедились, что это не «Левиафан», и больше их ничего не интересует. О, таких пароходов, как «Левиафан», возможно, лишь два-три на дне Атлантического океана… Что же мне делать? Их пароходы технически оснащены лучше. Правда, «Урания» быстроходней, но в данном случае это небольшое преимущество. Наши поиски не выходят за границу четырех-пяти квадратных километров. Я, по сути говоря, мог бы спокойно ждать момента, когда их суда найдут «Левиафан». А потом… начать действовать, но лучше найти самому. Кто найдет первым, у того больше преимуществ.
Скотт приказал непрерывно кружить на месте, где, как предполагали, погиб «Левиафан». Телеоко целые сутки блуждало в глубине океана. Капитан «Урании» поделил на карте участок на квадраты в триста метров каждый. Обследованные отмечались крестиками.
Но и советские суда не теряли времени даром. Покинув затонувший город, они тоже усиленно искали «Левиафан».
— Оставим старым бабам верить, что большевикам интересны затонувшие материки и города, — бормотал Скотт. — У них та же цель, что и у меня, но у них превосходство: три парохода. Значит, и шансов на удачу втрое больше. Впрочем, посмотрим, кто будет смеяться последним!
Началось настоящее соревнование. «Урания» и три советских парохода бороздили небольшой участок океана во всех направлениях. Четыре телеглаза рыскали по морскому дну. Водолаз Протчев часами висел в своей подводной люльке, мечтая «утереть нос всем телеглазам».
«Поднять со дна такой пароход — тоже сокровище», — думал Протчев.
Он вспомнил работу по подъему судов: как шлангом-пипкой промывают под корпусом судна ходы, протягивают металлические «ремни» и поднимают судно понтонами. Однажды Протчев едва не погиб под кормой, засыпанный песком. Сколько раз он видел смерть! И все же любит свое дело и не променяет свою профессию ни на какую иную.
— Только бы найти «Левиафан»!..
Но огромный пароход словно сквозь землю провалился.
Скотт нервничал. Один против трех. Нет, не против трех, а против целой державы. Надо что-то придумать, чтобы уравновесить шансы. Скотт часами ходил по каюте из угла в угол и наконец придумал.
— Да, это будет надежнее, — сказал он и вызвал к себе японского водолаза. Между ними произошла длительная беседа. Японец возражал, он не хотел спускаться под воду. Очень опасно: вода кишит акулами.
— Глупости, — парировал Скотт. — Акулы убрались после бури. Уже давно не видно ни одной. Советский водолаз спускается ежедневно.
— Но я сам видел акулу, — настаивал японец.
— Вы привыкли нырять только в ванне! — обозлился Скотт. — Каждая профессия связана с опасностями. Разве акула не нападает на ловцов жемчуга? У вас будет нож… Наконец, ваш водолазный костюм такой жесткий…
— Акула может прокусить шланги, разорвать рубашку…
— Одним словом, вы отказываетесь? — закричал разгневанный этим «саботажем» Скотт. Он не привык к подобным протестам «купленных людей».
Нет, японец не отказывался. Он просто хотел набить цену. Чем больше риск, тем выше плата. Скотт облегченно вздохнул. Если только в этом… И они начали торговаться.
О, мистер Скотт умел торговаться: два раза японец доходил до дверей и возвращался, три раза Скотт возвращал его, и, наконец, поладили. Скотт выплатил половину обусловленной суммы вперед.
— Остальное получите, когда выполните задание.
Японец тщательно пересчитал деньги, не обращая внимания на то, что подобное недоверие «оскорбляет» Скотта, аккуратно сложил их, сунул в карман и вышел.
Той же ночью случилось неожиданное событие: свет на экране вдруг погас.
Гинзбург, который стоял на вахте возле телевизора, решил, что испортилось освещение. Возможно, где-то разъединились контакты? Гинзбур оповестил капитана и попросил остановить пароход.
Проверили провода до самого борта. Они были исправны. Очевидно, что-то разладилось в самом аппарате. Придется поднять телеоко. Лебедка заработала быстрее обычного.
— Дела плохие, кажется, телеоко оторвалось, — взволнованно сказал Гинзбург. Как бы в подтверждение этих слов из воды показался конец троса… Телеоко осталось на дне океана.
— Возможно, акула перекусила?
— Акула или не акула, а пока что надо искать телеоко, — ответил Маковский.
Пришлось спустить второй телеглаз.
Ветром и течением пароход могло отнести от места аварии, и Маковский распорядился поставить буек.
Начали искать затонувший аппарат. Гинзбург побежал к экрану. На нем виднелись каменные складки, расщелины, небольшие пики: типичный горный ландшафт. Как нарочно, телеоко упало в таком неподходящем месте! Нелегко найти шар, который мог закатиться в одну из глубоких расщелин. Всю ночь Гинзбург «лазил по дну». Он ежеминутно требовал то придержать ход парохода, то пройти немного вперед, то повернуть вправо, то отпустить трос, то поднять выше. Это была утомительная для всех работа. Иногда на экране неожиданно вырисовывался скалистый пик. Телеоко шло прямо на него; выступающие части объектива и прожектора могли разбиться. И Гинзбург спешил предупредить столкновение: