— Профессор, неужели этот микрокосм вы обрекаете на гибель?
— Все миры обречены на гибель! В бездне неба солнца непрерывно гибнут и рождаются. Я вовремя сделал одно важное открытие. Вот, видите эту коробочку? — продолжал профессор Вагнер, поднимая небольшую коробку из какого-то неизвестного металла или сплава. — Это «волшебная коробочка», способная творить сказочные чудеса. Идем к нашему больному миру!
Они вошли в зал. Профессор попробовал рукой шар. Он накалился так, что трудно было держать руку.
— Да, откладывать нельзя. Бедный мирок! Он погибнет прежде, чем появятся люди и увидят свет солнца. Старый брюзга Будда сказал бы, что это и к лучшему…
Профессор Вагнер наставил на шар свою коробочку, как камеру фотографического аппарата. Можно было подумать, что он хочет кодаком запечатлеть лицо умирающего мира. Так же, как в кодаке, щелкнул затвор. И в тот же момент из «объектива» полилась струя голубоватого света. И она будто заливала костер пылающего в шаре мира. Погас «Нептун», погасли его спутники, наконец погасло и «солнце». В комнате стало темно. Шар опустел. При свете голубого луча, истекавшего из коробочки, с трудом можно было заметить беловатый порошок, осевший на дне шара.
— Finis! — сказал профессор.
— И это все, что осталось от маленькой Вселенной! В этом порошке таились гениальные мысли будущих обитателей этого мира, их страсти, их порывы к истине, к борьбе за лучшее будущее! Все обратилось в прах!.. — меланхолически говорил Шмидт. И в эту минуту, с опущенными руками, он был похож на пастора, говорящего проповедь у свежей могилы.
— Мой друг, не впадайте в пессимизм! Из этого «праха» бесконечное количество раз уже творились и будут твориться миры со всем их великолепием и недостатками. Вам, как человеку науки, должно быть известно, что этот «прах» только химические элементы, ничем не отличающиеся от тех, которые находятся в нашем живом теле. Мы только открыли средство их превращения, распада на атомы, распада самих атомов и нового превращения в атом — материю — мир.
— Но как вы это сделали?
— Об этом мы еще поговорим. А пока, чтобы рассеять ваше похоронное настроение, позвольте вас позабавить интересными фокусами, которые я произведу при помощи моей волшебной коробочки. Здесь темно, идемте в кабинет!
Вагнер стал у своего письменного стола, заваленного чертежами, рукописями и неоконченными приборами сложных аппаратов. Брауде и Шмидт, опустившись в кресла по сторонам Вагнера, внимательно наблюдали за ним.
— Возьмем вот эту массивную чернильницу, — начал Вагнер таким тоном, будто он говорил со студентами на лекции, — подвергнем ее действию лучей волшебной коробочки… Так… Готово! Теперь возьмем, ну, хотя бы это пресс-папье. Раз, два, три! — произнес он уже шутливо, подражая фокуснику, и сверху бросил пресс-папье на чернильницу.
Произошло нечто необычайное, и слушатели невольно вскрикнули от удивления: пресс-папье не разбило чернильницу, а вошло в нее, как входит твердый предмет в жидкость в сосуде. Но чернильница была невредима и сохранила свои формы, выдаваясь углами из пресс-папье.
— Дальше… Раз, два, три! Я снимаю пресс-папье. Чернильница, как видите, стоит целехонька на своем месте. Возьмите в руки чернильницу!
Шмидт и Брауде были так поражены, что ни один из них не пошевелился.
— Ну что же вы, господа?
Брауде протянул руку. Было видно, как от волнения дрожат его пальцы. Он взял чернильницу, но пальцы его прошли сквозь нее и неожиданно сжались в кулак, не встретив сопротивления.
— Ах! — не удержался Брауде и с растерянным видом посмотрел на Вагнера и Шмидта, ища ответа.
А Вагнер хохотал, откинув голову назад. Потом он неожиданно схватил «волшебную коробочку» и бросил ее в горящий камин. Шмидт и Брауде встали и, бледные, смотрели на Вагнера. Не сошел ли он с ума?..
Но он, продолжая смеяться, снял перчатки, бросил их также в камин и обратился к своим ошеломленным слушателям:
— Ну-с, дорогие мои, понимаете ли вы что-нибудь?
— Признаюсь, я ничего не понимаю, — отозвался Шмидг.
— Тем лучше, тем лучше! А последствия всего этого вы понимаете, дорогой мой Брауде?
— Нет! — глухо отвечал Брауде, весь насторожившись.
— А между тем это так просто! Представьте себе, что я чернильница! Ха-ха-ха! Ну, еще проще: что я подверг себя действию этих чертовских лучей! Словом… ну, словом, вот что!
И он вдруг направился по комнате напрямик, через столы и кресла, и проходил сквозь них, как через воздух.
— Словом, я призрак!.. Человек-призрак! — И он опять раскатисто засмеялся. — Теперь позвольте, дорогой Брауде, обнять вас на прощанье и поблагодарить за гостеприимство!
И он направился к Брауде, раскрывая объятия. Брауде с расширенными от ужаса глазами отшатнулся, как будто на него в самом деле наступило страшное привидение, и прижался к столу. Но Вагнер приблизился к нему и, делая вид, что заключает его в объятия, прошел сквозь него. Брауде почувствовал, как будто легкая струя воздуха коснулась его тела и прошел электрический ток.
— Теперь прощайте, друзья мои! — прогудел голос Вагнера за его спиной. — Вы спрашивали, Брауде, не улечу ли я на шаре, как Фауст с Мефистофелем улетели на винном бочонке? Нет той сказки, которую наука не воплотила бы в жизнь. Позвольте и мне, Фаусту современной науки, исчезнуть не менее эффектным образом, под занавес, как говорят актеры… Прощайте! Передайте мое искреннее сожаление Таубе, что мне не удалось принять его у себя в Москве!
И вдруг Вагнер, к ужасу зрителей, почти терявших сознание, вошел в пылающий камин, весело кивнул им последний раз, стоя среди пламени, и исчез в каминной стене.
— Прощайте!.. — еще раз глухо послышался откуда-то голос Вагнера.
В дверь давно стучались, но ни Брауде, ни Шмидт не могли пошевелиться. Брауде свалился в кресло и сидел в полной прострации.
Наконец дверь тихо приоткрылась, и в нее осторожно заглянул Таубе. Оглянувшись, он шепотом спросил:
— Профессор Вагнер в лаборатории? Скорее, Брауде, подите сюда! Я привез важные известия из комитета.
И, перейдя на условный конспиративный язык, он прошептал:
— Комитет признал, что Вагнера слишком опасно оставлять… в живых… Вам даны инструкции по этому поводу… Привести в исполнение немедленно…
— Поздно!.. Вагнера нет!.. Он исчез… Он призрак… Он ушел в камин! Сквозь пламя и стены!.. — прохрипел Брауде, устремив безумный взгляд в пылающий камин.
«Итак, я человек-призрак, всюду проникающий, неуловимый и неуязвимый. Я почти «дух», и все же я человек из плоти и крови», — думал профессор Вагнер, проходя сквозь стену камина.
«Собственно, я рисковал, входя в пламя камина. Что оно не должно повредить мне при новой консистенции атомов, составляющих мое тело, — это было лишь мое теоретическое предположение. Ведь я еще не изучил новых свойств своего тела. К счастью, я не ошибся. Однако куда же я попал?»
Профессор Вагнер осмотрелся в темноте. Очевидно, это была кладовая, сверху донизу забитая всяким хламом. Но весь сваленный здесь скарб ничуть не мешал профессору Вагнеру. Ноги его по колено входили в какой-то сундук, тело наискось пересекали старые железные трубы, голова по шею входила в полки, уставленные ведрами и кастрюлями. Во мраке кладовой все металлические предметы светились голубоватым светом.
«Странно! Очевидно, моя сетчатка глаз стала способна воспринимать световую эманацию металлов. Об этом наука еще ничего не знает».
Вагнер обернулся к стене, через которую прошел. Ему хотелось удостовериться, цела ли стена. Как он и предполагал, в ней не осталось ни малейших следов после того, как он прошел сквозь нее. Но его поразило другое: сквозь стену он увидел только что покинутый им кабинет, ярко освещенный электрической лампой и огнем камина. Стена стала проницаема для его зрения, хотя каждый кирпич и известковые прослойки сохраняли свои формы. Он увидел Шмидта, пытающегося каминными щипцами извлечь «волшебную коробочку» из пламени, и Таубе, который возился с Брауде, очевидно, потерявшим сознание. Стена у входной двери была тоже прозрачна, и Вагнер видел следующую комнату, с сидящими сторожами, и дальше — целую анфиладу комнат. Тою же «прозрачностью» обладала и мебель. Поэтому очертания предметов, комнат и людей как бы накладывались друг на друга, как на фотографии с несколькими различными видами, снятыми случайно на одной пластинке.