Он пришел опять, этот демон-искуситель.
— Эй, кто? Кто? Кто?..
— Чего же ты не играешь, Веселый Таи? — спросил Чумалонгкорн.
— Сегодня мне и без игры весело, — ответил Таи. — Я сегодня хочу танцевать. Играй, Лу-Фую!
И под звуки гитары Таи начал танцевать так, как он еще никогда не танцевал. Он снова переживал свою любовь и печальную разлуку… Вот она уходит от него… Таи в отчаянии падает на колени, опускает голову… Взгляд его падает на лежащий топор.
Таи вскрикивает, хватает топор, одним прыжком подбегает к Ву Вану и раскалывает ему череп.
…Вот и весь рассказ о Веселом Таи. Его уже нет, артиста, певца, танцора. Таи казнили. С его топором работает уже новый лесоруб — печальный лао.
А мешок с картами, раковинами, круглой циновкой и водкой перешел к Ван Юшену. Какая разница? Игра продолжается!
Миндра? Но кому интересна судьба какой-то бедной таи? Газеты об этом не пишут. Есть более интересный материал.
Например: о щедром пожертвовании лордом Кинбруком в фонд Армии спасения.
Читатели «Таймса» любят умилиться над проявлением гуманности. А гуманность сэра Генри поистине достойна умиления!
ОСВОБОЖДЕННЫЕ РАБЫ
Бузи работал в поте лица. Он натирал сухой, мягкой тряпкой полированную поверхность черного круглого стола. Она давно уже блестела, как зеркало, и Бузи, наклоняясь, видел свою голову — курчавую, черную голову негра, с крупными каплями пота на лбу.
Когда капли угрожали упасть на поверхность стола, Бузи снимал их пальцами и этими же пальцами, мокрыми от пота, проводил по блестящей поверхности цилиндра, стоявшего возле на маленьком столике.
Бузи усиленно добывал пот. В этом была главная цель его работы. Пот был продуктом его производства.
Хозяин Бузи — тоже негр, но негр богатый, «цивилизованный», каучуковый плантатор, мистер Адам Россель — находил, что ничто так не придает блеска цилиндру, как человеческий пот. И Россель ежедневно заставлял Бузи в продолжение нескольких часов потеть над лакированным столом, чтобы этот пот превратить в «шик и блеск высшего тона».
И действительно: когда мистер Россель выходил на улицу в своем цилиндре, на него все обращали внимание. Цилиндр так блестел, что тропическое солнце отражалось от него зайчиками.
— Мистер Россель! Какое средство употребляете вы, чтобы придать вашему цилиндру такой ослепительный блеск? — спрашивали знакомые — богатые негры его круга. Россель молчал и только загадочно улыбался. Это был его секрет.
Цилиндр блестел уже как полированный стол, когда в комнату вошел Россель и застал своего слугу на месте преступления: вместо того, чтобы брать пот только со лба, как было приказано, Бузи для ускорения работы снял с шеи целую пригоршню капель, — и Россель заметил это. В сущности говоря, химический состав продукта, получаемого с шеи, должен быть одинаковым, но Россель предпочитал лобный пот, быть может, по своеобразным эстетическим соображениям.
Россель подошел к Бузи и ударил его по щеке так сильно, что голова слуги сразу повернулась в другую сторону.
— В наказание ты еще раз перекроешь потом со лба весь цилиндр! — сказал Россель и уселся в кресло.
На Росселе были желтые ботинки, черные суконные брюки на подтяжках и накрахмаленная рубашка с таким тугим, узким и высоким воротником, что толстая темная шея лежала наплывом вокруг воротника, как тесто, вылезшее из квашни. При каждом вздохе живот Росселя высоко поднимался.
Бузи вновь принялся за работу.
— Больше движений! Всем телом! — командовал Россель.
С Бузи давно уже сошло семь потов. О, если бы можно было весь пот выделять одним лбом, как собака языком. Тогда работа пошла бы скорее.
Бузи потел. Потел и Россель: от жары, собственной полноты и узких воротничков. Но росселевская продукция пропадала без пользы — она была даже вредна: размачивала туго накрахмаленный воротник в тряпку.
Россель кого-то поджидал. Он с удовольствием осматривал безвкусно, но «богато» обставленную гостиную своего бунгало и часто поглядывал на дверь.
С веранды послышались босые, словно крадущиеся шаги.
— Я здесь! Алло! — крикнул Россель.
На пороге комнаты появились три рослых негра в белых коротких штанах. Россель кивнул им головой.
Негры ворвались в комнату, как звери на арену цирка, и схватили Бузи. Он был крепко связан ими, прежде чем успел что-либо сообразить.
Кряхтя и отдуваясь, Россель поднялся и вышел из бунгало на двор, поросший пальмами. В глубине двора стоял сарай, в котором хранился каучук.
— Ведите сюда! — крикнул Россель.
Негры отвели Бузи в сарай, бросили на груду каучука и закрыли дверь. Россель попробовал замок и положил ключ в карман.
Через полчаса он уже шагал по улицам города в сверкающем цилиндре, черном, наглухо застегнутом сюртуке и желтых перчатках. Стояло самое жаркое время тропического лета. Мистер Россель чувствовал себя в сюртуке, как в паровой ванне. Но он считал себя денди и не признавал другого костюма.
В конце улицы среди пальм выделялся большой деревянный дом, над входом которого висела вывеска. На черном фоне крупные золотые буквы: «Файрстон».
Широкое окно кабинета, затянутое густой металлической сеткой, выходило в сад. На стене висела большая карта Либерии, испещренная черными кружками, отмечавшими каучуковые плантации американской фирмы «Файрстон». Простой деревянный стол был завален образцами каучука, спрессованного в черные шарики и пластины. Тут же стояли весы и лежали ножи, которыми разрезался каучук. Его принимали по весу, и местные плантаторы нередко клали в середину каучука камешки и куски дерева для большего веса. Приходилось разрезать шарики и пластинки, чтобы обнаружить эти проделки.
Над входной дверью крест-накрест висели два огромных слоновых клыка.
У большого письменного стола в плетеных креслах сидели трое уполномоченных фирмы «Файрстон» — мистер Блэкмор, с желтым болезненным лицом и лихорадочными глазами; белый, еще не загоревший под тропическим солнцем англичанин-коммивояжер Кенн и местный пастор Джорж Норман, в высоких сапогах, рыжий, здоровый человек, больше похожий на скотопромышленника, усиленно курил сигару.
Блэкмор медленно покачивался в кресле и говорил:
— Это была прекрасная, высокотуманная идея. Либерия! Страна свободы, от латинского слова «либер» — свободный. Страна освобожденных рабов. Свободная, независимая негритянская республика!
В дверях появился негр и доложил:
— Мистер Адам Россель!
— Пусть подождет на веранде! — небрежно ответил Блэкмор.
Через закрытую стеклянную дверь из кабинета было видно, как Россель взошел на веранду, — черный и блестящий, словно вычищенный сапог, — уселся в кресло, не спеша снял цилиндр и перчатку с правой руки и с преувеличенной развязностью положил ногу на ногу, как будто выставляя напоказ желтый ботинок.
— У них даже президент негр. Оригинально? Посмотрите хотя бы на этого джентльмена. Разве он похож на раба? — Блэкмор кивком головы указал на Росселя.
— И тем не менее этого джентльмена вы не приглашаете в кабинет, а заставляете ожидать на веранде, — не без ядовитости заметил Кенн.
Его соотечественники обходились с неграми не лучше американцев. Но «Файрстон» конкурировал с английскими фирмами, и Кенн не мог отказать себе в удовольствии уколоть «дядюшку Сэма».
— Мы дали неграм свободу, — напыщенно возразил Блэкмор, — но мы не можем им дать кожи и души белого человека. Низшая раса! С этим уж ничего не поделаешь. Ну, посмотрите на него! Кому бы из нас пришла в голову дикая мысль — надеть желтые ботинки к сюртучному костюму?
Кенн рассмеялся.
— И уж конечно, никому из нас не пришла бы в голову еще более дикая мысль — в тропический полдень надеть на себя черный сюртучный костюм!
Россель нетерпеливо переложил ногу на ногу.
— Однако Адам волнуется. Идемте на веранду! — сказал Блэкмор.