А еще мне не давал покоя его взгляд — чересчур пристальный, оценивающий, словно я — авантюрист у городских ворот, который просится в сыгранную команду, и проходит краткое собеседование у главы команды.
— Со мной все в порядке, — ответил я. — Сижу тут, пока батя ходит по рынку и закупается. Скоро вернется.
— Так рынки ведь полчаса назад закрылись, — вздернул он брови в притворном удивлении. — Кстати, чего он тебя с собой не взял?
Навязчивость этого человека стала беспокоить меня еще больше. Ладно, избавлюсь от собеседника, а потом подумаю, что мне делать дальше.
Я поднялся, попытался обойти мужика, но тот шагнул в сторону, перегораживая мне путь. К сожалению, выход из переулка один — с другой стороны кто-то заколотил выход досками в два с половиной метра высотой. Мне в моем состоянии, с девственным статусом и слабым телом даже в прыжке не дотянуться до верха.
— Ты знаешь, что бродяжничество в этом городе запрещено? — спросил седой. Теперь он не улыбался и не казался приветливым. Повезло мне, что в прошлый раз на него не наткнулся. А вот сейчас везение повернулось ко мне крупом, да…
— Кто это запретил бродяжничество, дядя? На окраинах подростки в брошенных бараках живут и чувствуют себя великолепно.
— Вот как? — заинтересовался седой. — Покажешь, где?
И я понял, кто этот человек. Да, он действительно торговец, только товар у него специфичный.
— А что это у вас за татуировка? — спросил я, указывая на его руку. Саму татуировку я не видел, но если он работорговец, она обязана там быть.
— Это? — приподнял он ладонь, и я заметил темноту чернил. — Богиня, которой я поклонялся, пока та не умерла. Лунора.
Покровительница воров, разбойников. Работорговцев. А рабство — участь хуже смерти, особенно для четырнадцатилетки.
Меня проняло, я сделал шаг назад. Седой расплылся в улыбке, и шагнул ко мне, слегка разведя руки в стороны, чтобы поймать меня, если попытаюсь проскочить мимо него.
— Только не кричи: все равно бесполезно, только людей потревожишь. Они здесь пуганные, умные, так что не выйдут, но трястись начнут в своих домах. Не порть людям вечер.
Всю апатию смыло адреналином. Зачем жить, я еще не понимаю, но жить хочу, так что выживу. А зачем — уже по ходу дела разберусь: может, для истребления нежити, для зачистки городов, или чтобы какой-нибудь собачий приют открыть. Главное, моя жизнь этому жестокому миру не достанется.
Но работорговцу показывать свой норов не стоит — нужно быть осторожнее. Потому я отступал, пока не уперся тощими лопатками в деревянный забор. Там я сжался, и медленно осел.
— Ну, чего ты так перепугался? — с притворным сочувствием спросил мужик. — Не все, кому покровительствует Лунора, плохие люди. Отведу тебя к страже, скажешь, откуда сбежал, и они проследят, чтобы ты вернулся домой.
Или, что вероятнее, подонок оттащит меня к кузнецу, и я обзаведусь крепкими изящными кольцами на запястьях, очень удобными, чтобы пристегивать их к железным цепям в клетке, или к кровати какого-нибудь любителя четырнадцатилетних мальчиков.
От последней мысли меня кинуло в дрожь.
— Не хочу в клетку, не хочу, — забормотал я, чувствуя, как сердце колотится не в притворной — в самой настоящей панике.
— Да никто тебя в клетку не потянет, — раздраженно заговорил седой, и взял меня за плечо. — Ты же не преступник какой. Пошли к страже.
Мужик попытался поднять меня, поставить на ноги, но не смог — я вывернулся. Даже щуплый подросток способен сопротивляться, когда его тащат.
— Не надо меня трогать!
Мужик выругался, и потянулся ко мне двумя руками. Я ставил на то, что он мне по лицу ударит, но седой, похоже, портить мой товарный вид раньше времени не хотел.
Одной рукой мужик схватил меня за правую руку, которой я заслонялся, второй перехватил эту же руку за локоть и рванул, поднимая меня на ноги.
Очень удачно. Обе его лапы заняты, а вот моя левая свободна. И чтобы дотянуться до его кинжала, висящего справа на поясе, нужно всего лишь протянуть руку.
Клинок будто сам прыгнул мне в ладонь. Я мельком взглянул на лезвие и понял, что немного ошибся — в ножнах лежал не обычный кинжал, а обоюдоострый тонкий стилет. Но для моего плана это не имело никакого значения — прежде, чем мужик понял, что происходит, я дернулся к нему, и всадил тонкое лезвие в пузо, прикрытое легкой курточкой. До гарды стилет не загнал, но ему и загнанного на пять сантиметров в пузо металла хватило — мужик охнул и отпустил меня. Ладони ошалевшего работорговца дернулись к пострадавшему месту, но кинжала там уже не было — к тому моменту я уже выдернул клинок и ударил еще раз, но уже в горло, и сразу рванул клинок обратно. Мужик заклокотал, отшатнулся, не зная, какую рану зажимать. Наконец обеими руками зажал обе. Сильно это не помогло — между пальцев потекла кровь. Седой медленно побежал на выход с проулка, двигаясь скорее на автопилоте.