И вот он стоял, затравленный и готовый на все; подобающие книжки и безделушки разложены на большом старинном аналое, необходимые мегадорожки кокаина высыпаны на бильярдном столе рядом с ним; все приготовлено. Я позволила себе заметить, что перед лицом неприятеля, с которым он, по его мнению, должен столкнуться, ему бы лучше не обдалбываться в дым, но это прозвучало ни к селу ни к городу. Если бы его взгляд мог убить, я бы точно была убита на месте.
Служба началась, и, хотя я не имела ни малейшего представления, что в ней говорилось, и на каком языке она произносилась, да и вообще сомневалась в эффективности действа, каждые несколько минут прерываемого неожиданной рысцой по направлению к бильярдному столу, сопровождавшейся громкими пылесосными звуками, я все же не могла справиться с овладевшим мной странным леденящим чувством, пока Дэвид продолжал бубнить монотонным голосом.
Нет никакого окольного пути сказать об этом, так что я скажу прямо. В какой-то момент ритуала бассейн начал кипеть. Очень сильно, лучше даже сказать, бурлить, причем никакие воздушные фильтры такого вызвать не могли.
Поскольку Дэвид взирал на это в полном ужасе, я постаралась казаться беспечной: “Ну вот, дорогой, какой ты умный, ведь, кажется, сработало. Что-то изменилось, верно?” Но я не могла продолжать в том же духе. Это было очень, очень странно: даже после всех недавних моих впечатлений я с трудом могла поверить собственным глазам.
Так что я сама подкрепилась солидной дорожкой с бильярдного стола (моя новая политика: не слишком давить на Дэвида, облегчая свое порицание небольшой понюшкой тут и там), и это, похоже, прогнало из моего мозга испарения страха, которые уже готовы были затопить меня. Я решила вмешаться.
Я обогнула дом, бросая взгляд из всех стеклянных дверей, из каждой комнаты, чтобы рассмотреть всю эту безумную штуку под разными углами. Но ничто не изменилось; бассейн абсолютно точно бурлил какой-то энергией, и этому не находилось никаких физических объяснений.
Минут через пятнадцать – к этому времени Дэвид успел вдохнуть еще один грамм кокаина и довести до конца свои ритуальные песнопения – вода начала успокаиваться. Вскоре это снова стал обычный внутренний голливудский бассейн.
Я не сводила с него глаз в течение минут сорока, но ничего необычного не происходило, так что, с сердцем ушедшим в пятки, я открыла одну из стеклянных дверей и, игнорируя Дэвидовские панические вопли, подошла к краю бассейна и заглянула внутрь.
Я увидела то, что я увидела. И ничто это не изменит. На дне бассейна лежала огромная тень или пятно, которого там не было до начала церемонии. Оно походило по форме на какого-то адского зверя; оно напомнило мне тех мучительно изломанных в молчаливом крике химер на крышах средневековых соборов. Оно было безобразно и шокирующе; оно напугало меня.
Я отошла от края, чувствуя себя очень странно, направилась через вход к Дэвиду и рассказала ему о том, что увидела, стараясь звучать равнодушно, но не слишком в этом преуспела. Он так побледнел, что я подумала, сейчас он умрет на месте, но он умудрился оправиться, остаться с нами и даже оживиться настолько, чтобы провести остаток ночи за дальнейшим приемом кока. Впрочем, к бассейну он и близко не подходил.
До сих пор не знаю, что и подумать об этой ночи. Она полностью идет вразрез с моим прагматизмом и повседневной верой в цельность “нормального” мира и очень смущает меня. Что мне больше всего докучает, так это то, что если вы назовете это пятно клеймом Сатаны, то я не смогу с вами спорить.
Дэвид, само собой, потребовал, чтобы мы немедленно уехали из дома, и мы так и сделали, но из надежных источников (от Майкла Липпмана, например, и от агента-распорядителя этого дома) я слышала, что последующие владельцы не смогли вывести это пятно. Хотя бассейн перекрашивали снова и снова, тень всегда возвращалась.
Канун Всех Святых прошел без дальнейших инцидентов, и Дэвид начал освобождаться от своей зацикленности на всех этих сатанинских делах. Когда я нашла новый дом, казалось, нам больше не грозят проблемы со стороны демонов, колдунов и ведьм.
Лично для меня, впрочем, это ничего не изменило; в области наших отношений все становилось только хуже и хуже. Всего через неделю-две после экзорцизма наш дом постигло новое бедствие в лице режиссера Николаса Роуга, приехавшего поработать с Дэвидом над “Человеком, упавшим на Землю”. Он принес с собой свою темную, израненную алкоголем душу и распутное буйство Кэнди Кларк (его звезды-любовницы того периода). В то же самое время возникла и настоящая опасность: эта ужасающая Коринн Шваб заявила исключительные права на душу и тело Дэвида Боуи.