Выбрать главу

Впрочем, не сказала бы, чтобы ему было с кем конкурировать. Мы пока не могли обозревать Америку с суперзвездного полета. Мы, черт дери, ездили на автобусе (не на современном “сильвер-игл” с постелями и всем таким прочим, а на на самом обычном, снятом в прокат автобусике), а останавливались в отелях, типа “Мэрриотт” и “Шератон” (тогда они были отнюдь не теми усовершенствованными полуцивилизованными местами, как сейчас, а старыми оштукатуренными “дворцами”). А выступали мы в таких местах, где звук (если его вообще можно так назвать) отзывался эхом от чертовски большого количества пустых мест. Припоминаю, что целая куча концертов на Западном побережье была отменена, а Ронновские волосы позеленели в бассейне от хлорки, пока мы сидели и ждали известий о следующем концерте, живя за счет обслуживания номеров, потому что не было ни гроша налички.

Я ничем не могла помочь ситуации, поскольку все действие происходило (или предполагалось, что оно происходит) между Тони Дефризом и Ар-Си-Эй. Я считала все это угнетающим, но держала рот на запоре. Потому что, если ничего не можешь сделать, не имеет смысла говорить деморализующую правду или затрагивать болезненные и раздражающие темы.

Кстати, Дэвидовское внимание все равно большую часть времени было занято кем-то другим. Он постоянно совещался и/или трахался с тем-то и тем-то: ответственными за рекламу с местной фирмы звукозаписи; диск-жокеями; промоутерами; со стрейтами и гомиками и людьми из андеграунд-прессы; публицистами; групиз и публицистками/групиз (эти должности тогда, как и теперь, были не очень четко разграничены), так что мы с ним переживали весь этот икспириенс поотдельности. Мы скорее были похожи на партнеров по какой-то особо сложной бизнес-операции, чем на мужа и жену. У нас даже зачастую были разные номера, как я вспоминаю, а если бы не были, это было бы неприятно. Потому что секс втроем, вчетвером и в каких угодно комбинациях – это, конечно, хорошо, но Дэвидовские трах-конференции были скорее маневрами, чем развлечением, так что их было лучше выполнять один-на-один.

Так что, слава Богу, что был Энтон. Он был замечательным развлечением. Мы дурачились вместе и в автобусе, и в отелях, просто балдели друг от друга как только можно.

Казалось бы, принимая во внимание наши договоренности, для Дэвида тут не должно было возникнуть никакой проблемы, но, подозреваю, она все же возникла. Кризис разразился как-то вечером то ли в Мемфисе, то ли в Луисвилле, или еще где-то на юге, когда мы с Энтоном, спасаясь от душной и влажной жары номера, отправились поплавать в бассейне мотеля.

По нашему разумению, мы были вполне в своем праве; освещение у бассейна было включено, и еще даже не наступила полночь. Однако же менеджмент того мотеля придерживался другой точки зрения. Мы счастливо плескались, смеялись, визжали и брызгались и вообще грязно забавлялись – кто следит в такие моменты за языком? – как вдруг оказались носом к носу с красношеими писарями и ассистентами помощников ночной администрации, похоже, всего юга Соединенных Штатов. Эти люди были серьезно раздражены. Они велели нам немедленно вылезать из бассейна: они вопили и отчитывали нас, как нашкодивших пятилетних.

Энтон сделал ошибку, огрызнувшись им в ответ, и от этого они окончательно спятили: один из них – какой-то великий линчеватель со странновато-иностранным акцентом – понес что-то про то, что “они” недоноски, и что стоит “их” пришить, если они не научатся вести себя правильно. Так и чувствовалось, как дрожат их жаждущие линчевания пальцы.

Дэвид спас ситуацию. Он спустился в вестибюль гостиницы и всех эффективно обаял. Он спас Энтона, но не меня. От меня он поспешил избавиться так быстро, как только можно было, нажав пружинки, мгновенно обернувшиеся билетами на самолет, и – прости-прощай! Уже на следующий день я летела в Нью-Йорк, и очень скоро после этого – в Лондон.

Последствия оказались затяжными: после этого меня больше никогда не приглашали в турне. Я присоединялась к ним иногда и лишь ненадолго, если сама настаивала, или Дэвиду было одиноко, или ему требовались мои материнско-вышибальные услуги, но обычно все кончалось одинаково: я начинала слишком веселиться, Дэвиду становилось не по себе, и меня тут же усылали домой. Так что в качестве постоянного участника турне меня исключили.

Впрочем, мне же лучше. Турне – это ужасная штука: слишком много тяжелой работы, слишком много стрессов “обычного” путешествия и никаких плюсов. Никто не может любить турне, кроме цыган и людей, которые от чего-то бегут.

С другой стороны, мой бойкот совсем не был таким уж хорошим. Я и так уже потеряла что-то из нашей с Дэвидом близости, сложив с себя работу – тем, что нашла и наняла Тони Дефриза, тем, что приспособила Фредди, Даниеллу и Сьюзи к тем должностям, которые раньше занимала сама – а теперь я теряла контакт и влияние и в еще одной области его жизни. Даже более того, у меня сложилось явное ощущение, что Дэвида такая ситуация устраивала, а еще больше она устраивала Тони.