Да, это был еще один из тех моментов. С моим мужем и сыном рядом в гармонии, казалось, все неприятности прошлого исчезли, и я чувствовала сильнее, чем когда-либо, что все делаю верно. Моя Светящаяся Личность и я двигаемся вперед по предначертанному пути, и все будет хорошо.
Турне проходило в счастливом угаре – одно за другим безумно успешные шоу, один приятный момент за другим. Выступая в странном и прекрасном костюме работы Канзая, под названием “Весенний Дождь”, Дэвид был принят просто экстатически: чудесно для него самого, но не для костюма, который отправлялся обратно в Ямамотовскую мастерскую и кропотливо чинился после каждого запруженного народом представления. Руководствуясь духом событий, Спайдеры тоже приспособили местный колорит, особенно Тревор Болдер: со своими черными волосами, подобранными в хвостик, он выглядел идеальным рок-н-ролльным самураем – публика его обожала. Она любила их всех, и действительно, что за вид был у этих парней: Дэвид – лучащийся светом герой, мифическая кабуки-куколка будущего; Ронно – воплощенный Запад, белокурый красавец с расстегнутой до пупа рубашкой; Тревор – “свой в доску”, словно вышедший из фильма Куросавы. Только Вуди Вудманси, спрятанный за своей драм-кухней, не особенно участвовал в этой картине: судьба барабанщика.
Все трое парней из Халла были ужасно довольны этим турне, и они были такой замечательной, хорошей, земной компанией... “Эй, Энджи, какая вкуснаая эта рыбаа. Почти, как в Гейнсборо, вернаа? А где жа уксаас?” (Вуди, впервые попробовав акулью темпуру)... “Божа, толька гляньте на эта, интересна, может, ано светится в темнате?” (Ронно о цветном стекле в окошке нашего гостиничного номера в Хиросиме с видом на “Парк Мира”, посаженный вокруг кратера, оставшегося с 1945 года от ядерной бомбы.) Мы с Дэвидом стояли рядом с ним у окна в немом потрясении, не совсем веря, во-первых, что кто-то решил построить отель именно на этом самом месте, и, во-вторых, что кто-то решил поместить нас в номер именно с таким видом. Впрочем, Дэвид оценил этот жест. “Это, – тихо сказал он, слегка покачивая головой с тонкой улыбкой знатока, – ТА-А-АК по-японски!”
В общем и целом, японское путешествие было просто отпадным, но в самом конце, в Токио, чертовы копы его немножко подпортили, когда бросились разгонять дубинками толпу обожающих поклонников-ребятишек, ринувшихся на сцену, разбросав при этом несколько рядов стульев. Этих козлов заботил только порядок и дисциплина любой ценой, так что нам с Лии Блэк Чайлдерсом и Тони Занеттой пришлось пробиваться сквозь орду этих гловорезов, чтобы помочь ребятам спрятаться под сидениями, потому что некоторых из них серьезно покалечили. Но официальные власти – полиция и прочая нечисть – никогда не имеют ничего общего с душой страны, так что я могу спокойно сказать, что мне полюбились и Япония, и японцы. Меня не слишком огорчило даже, когда при моем отъезде мне заявили, что не приглашают меня посетить эту страну вновь. Кажется, иностранцам там не дозволяется перечить местным штурмовикам.
Дэвидовский исход с островов был более благоприятен, чем мой: он отправился паромом из Йокогамы до Находки, потом на поезде до Владивостока, а оттуда на легендарном транссибирском экспрессе – в сердце матушки-Руси – в саму Москву, а потом – на юго-запад, через советскую, польскую и немецкую территории, во Францию. Наше с ним рандеву должно было состояться в Париже.
Это была удивительная поездка и большое достижение. Ни один западный артист Дэвидовского статуса, не говоря уж о ведущих рок-звездах, ни разу не предпринимал такого путешествия и не получал на него разрешения во времена холодной войны.