И это было огромным везением. Я поняла, что помимо того, что обрела любовь, я нашла себе и работу, и все, что приходит с ней. Если у нас с Дэвидом все сложится хорошо, рассчитывала я, то я смогу остаться в Англии, проникнуть в музыкальную часть шоу-бизнеса, а оттуда пробиться и в театральную. Должна добавить, что я сообразила это очень быстро, а, может быть, и знала всю дорогу. Не удивляйтесь. Если я что и выучила за свое время в среде музыкального бизнеса, так это то, что по-настоящему возвышенные чувства вполне могут сочетаться в человеке с чисто эгоистическими, да зачастую так оно и бывает. Во всяком случае, относительно Дэвида Боуи это так, это так и относительно меня самой. Я – за звезд[ы], и я делаю здесь то, что должна делать.
Вот таков мой характер, вкратце, и такова моя книга. Если вы будете читать дальше, вы это увидите вместе со всей хроникой секса и греха и прочей аморальности в разнообразных гламурных местах, хроникой рок-н-ролльного богатства, тоски знаменитостей и декадентства, хроникой высоких порывов и светлых надежд, хроникой унижения и потерянных иллюзий. И вместе с одной основной темой: выживанием. МОИМ выживанием. Не смотря ни на что, я все еще жива. Что просто удивительно.
2. ЭВОЛЮЦИЯ ЛЕДЯНОГО ЧЕЛОВЕКА
Давайте создадим портрет человека, которого я полюбила. Кем же был Дэвид Боуи, откуда он явился?
Он звался, точнее, Дэвид Роберт Джонс, “Боуи” возник позже, чтобы придать немного блеска, опасности и американообразной экзотики еще одному английскому мальчишке-певцу из предместья. Итак, Дэвид Роберт Джонс появился в этом мире в 9 часов утра 8 января 1947 года, в рабочем квартале Лондона под названием Брикстон.
Было множество слухов и сплетен в бульварной прессе относительно классового происхождения Дэвида. Поскольку я, лично, нахожу неприятной зацикленность англичан на этом вопросе – я, все-таки, из свободной страны – я постараюсь разобраться с этим как можно быстрее и яснее, прежде чем идти дальше. В английских терминах Дэвид принадлежал к среднему классу: его отец, Джон Джонс, был публицистом и сыном богатого йоркширского фабриканта обуви. Его мать, Пегги Джонс, родилась одной из шестерых детей в ирландско-католической семье профессионального военного в престижном юго-западном английском городке под названием Танбридж-Уэллс. Социальное продвижение его отца было направлено под гору – из верхушки торгового сословия к значительно менее процветающему сословию служащих; тогда как классовое продвижение его матери, наоборот, вело ее наверх: публицист всегда лучше, чем военный, где бы вы ни жили. Количество денег само по себе не способно ни ввести человека в средний английских класс, ни вывести из него, так что Джонсам удавалось поддерживать приличное существование в нижней прослойке среднего класса. В 1957 году семья перебралась из своего маленького (две комнаты – наверху, две – внизу) дома в примерно аналогичный, но в гораздо более престижном южно-лондонском районе, Бромли.
Это было явное продвижение вверх, если не в смысле комфорта, то, по крайней мере, в смысле социального статуса, так что юный Дэвид Роберт Джонс, поступивший в бромлиевский техникум, находился как раз посередине социальной лестницы – где-то между верхушкой рабочего класса и серединой среднего класса.
Должна добавить, что термин “средний класс” здесь отнюдь не означает того же, что он означает в США. В Англии в 50-е годы вполне респектабельная среднеклассовая семья должна (или не должна) была иметь подержаную машину (а отнюдь не две новых). Она могла жить в доме, который в Штатах обозвали бы сараем, с примыкавшим клочком собственности, который любой американец описал бы как помойку. Они целиком и полностью зависели от государственной медицины и государственного образования, подробно планировали столь ничтожные покупки, как детская обувь, и если им – невероятная вещь! – приходилось отведать что-нибудь, вроде американского обеда с бифштексом, они почти умирали от восторга.
Это что касается классовой темы. Но если вы подумали, что Дэвид рос типичным маленьким английским буржуа, не торопитесь. Семья Дэвида, поистине, была странной.
Для начала, он был незаконнорожденным. Ибо 8 января 1947 года Джон Джонс еще не был разведен со своей первой женой; они с Пегги жили “во грехе”. Интрижка с Пегги Бернс, которая работала тогда билетершей в кинотеатре, положила конец его тринадцатилетнему браку.