“Нет-нет, пускай спит”, – ответил он, и то, как он это сказал, сразу выдало его: робко и с надеждой. Я на него взглянула; ну так и есть – в ответ он бросил на меня такой быстрый вожделеющий взгляд. Я подумала: “Иисусе, он хочет со мной трахаться, со мной, с женой его лучшего друга!”
Выгадывая время, я предложила ему выпить. Он попросил, кажется, “курвуазье” – они с Дэвидом пили его в то время, – и я отправилась на кухню, приготовила напиток и вернулась с ним в гостиную.
Вот тут он взял быка за рога, открыто заявив, почему бы нам не заняться делом прямо здесь и сейчас. Я запротеставала: “Мик, я же жена твоего лучшего друга! Я замужем за Дэвидом, вспомнил?” – но он не отставал, и я подумала: “Да какого черта? Зачем сопротивляться. Пускай себе, а там посмотрим, что из этого выйдет.” Так что я перестала сопротивляться, но проникнуться духом события мне никак не удавалось; пока он целовал и заводил меня, у меня из головы никак не выходил образ Мика, каким я его увидела, когда он вошел в двери – козлом.
Это был один из тех странных моментов, когда ты вдруг замечаешь в человеке какую-то черту впервые, и она вдруг кажется такой яркой и явной, что ты никак не можешь понять, как же не замечал ее раньше. “Так и есть! – думала я. – Этот рот, эта спесивая осанка – ну точно, козел! И ведет он себя, как козел! Точно, как Дэвид – трахает, все что подвернется!”
Такое видение было не слишком эротическим, так что я принимала Миковские знаки внимания с ужасно серьезным видом – это было единственное, что я могла сделать, чтобы не расхохотаться. К счастью, Дана спасла ситуацию. Она появилась из спальни и, будучи Даной, отреагировала подходяще: “Ух-ты, здорово! – засмеялась она. – Замечательно! Чудесно! Я тоже хочу поучаствовать!”
Я не стала поддерживать эту идею. “Нет, лучше не надо, Дана, – быстро сказала я. – Почему бы тебе просто не забрать его в спальню для второго раунда?”
Она засмеялась, и они отправились в спальню, и всем было хорошо (за исключением Бьянки, конечно).
Не знаю, как бы я обошлась с Миком, если бы не появилась Дана. Так или иначе мне пришлось бы его остановить, я думаю, потому что в моем мозгу вертелась и другая анти-эротическая тема. Я подсчитала, сколько людей Мик перетрахал за последние три-четыре месяца, затем добавила к ним еще предполагаемых кандидатов (включая моего аллергического муженька) и подбила результат. В любом случае, сочла я, он – живой пример совершенно недопустимого риска. Мне очень нравился Мик, но он был такой блядун.
Я отмахнулась от всего этого приключения как от обычного эго-гармонального трипа и уже почти забыла о нем, когда Стоунз вдруг выпустили “Angie”, с жалостливыми стихами, которые Мик поет, обращаясь к кому-то с моим именем, и я начала гадать: неужели та короткая, незаконченная встреча значила для него больше, чем я предполагала?
И я пришла к выводу, что нет. Миковские приставания были одним делом, а песня – совершенно другим. Она, возможно, была новейшим подтверждением легендарной сообразительности сочинительско-издательской команды Джэггера-Ричардса. Эти парни использовали любой трюк, лишь бы привлечь внимание к своим песням. Не сомневаюсь, что они не побрезговали использовать мое имя, только чтобы заставить своих фэнов, бульварных журналистов и прочие пытливые умы гадать, как и я: “Что это значит? Неужели Мик влюбился в жену Дэвида Боуи?”
Было, возможно, и кое-что другое. Помимо Миковского распутства и дружбы у них с Дэвидом было и еще кое-что обще: соревнование.
Дэвид, знаете ли, не собирался слишком преклоняться перед предшественниками, тем более обуздывать свое эго. Он прислушивался с религиозным рвением к своему внутреннему голосу, а в 1974 году тот говорил ему, помимо прочего, что он – самая яркая рок-звезда в мире. Теперь Дэвид Боуи, а не Мик Джэггер был номером один. Мик уже был рок-звездой прошлого, и, если была какая-то скрытая тема в отношении Дэвида к нему, то звучала она, примерно: “Пора сваливать, старик. Молодые идут.”
Дэвид, естественно, никоем образом этого не показывал, да ему и не нужно было: чарты и заголовки газет делали это за него. Он просто добавлял изящные оттенки, вроде записи своего кавера “Let’s Spend the Night Together”. Когда вы записываете свою версию песни, считающуюся маркой первоначального исполнителя, то вы этим, конечно же, отдаете дань уважения. Но если у вас такой статус, как у Дэвида Боуи, то вы этим так же заявляете свои права на историю этой песни. И в данном случае у меня нет ни малейших сомнений, что Дэвид вознамерился стянуть у Стоунз гром и молнию, отвоевать Стоунзовскую территорию: он помечал ее своим запахом поверх запаха старого кота – как с Мэриэнн Фэйтфул.