Это, конечно, крайняя точка зрения. Абсолютизируя субъективизм процесса познания, наш уважаемый философ порою хватает через край, хотя следует признать, что определенные резоны у него для этого имеются. Гораздо более осторожен в своих оценках английский историк и философ Р. Дж. Коллингвуд (1880–1943), автор теоретического труда «Идея истории». Отрицая применимость диалектики к исследованию исторического процесса, он утверждал, что история — это, с одной стороны, поток событий, а с другой — мыслительный акт исследователя. Диалектикой, по мнению Коллингвуда, тут даже не пахнет, поскольку отношения между обеими сторонами не построены на борьбе противоположностей. Сам процесс исследования предполагает отбрасывание старых концепций и постановку новых.
Коллингвуд, в частности, писал: «…любой источник может быть испорчен: этот автор предубежден, тот — получил ложную информацию, эта надпись неверно прочтена плохим специалистом по эпиграфике, этот черепок смещен из своего временного слоя неопытным археологом, а тот — невинным кроликом. Критически мыслящий историк должен выявить и исправить все подобные искажения. И делает он это, только решая для себя, является ли картина прошлого, создаваемая на основе данного свидетельства, связной и непрерывной картиной, имеющей исторический смысл». И далее: «Свидетельством является все, что историк может использовать в качестве такового… Обогащение исторического знания происходит главным образом путем отыскания способов того, как использовать в качестве свидетельства для исторического доказательства тот или иной воспринимаемый факт, который историки до сего времени считали бесполезным… Каждый новый историк не удовлетворяется тем, что дает новые ответы на старые вопросы: он должен пересматривать и самые вопросы».
Как видим, все обстоит далеко не так просто, как представляется на первый взгляд. Познание окружающего мира неотделимо от познающего субъекта, а в гуманитарных дисциплинах этот тезис приобретает особую весомость. Но как же так, может сказать грамотный читатель, ведь существуют же точные независимые методы для датирования старинных документов и археологических памятников — биофизические, дендрохронологические, изотопные. К сожалению, на поверку оказывается, что все эти точные методы далеко не так точны и к радиоуглеродному датированию это тоже относится в полной мере. В конце второй главы мы остановимся на этих вопросах подробнее. А пока отметим, что претензии традиционной исторической науки на исключительность при современном состоянии знаний смешны и несерьезны. Точные даты событий античности в солидных академических трудах не могут вызвать ничего, кроме улыбки. Дай-то Бог просто худо-бедно рассортировать непомерно огромный материал, накопленный историками, и элементарно выяснить, что за чем следовало. По нашему глубокому убеждению, время точных датировок еще не пришло.
В заключение позабавим читателя пространной цитатой. И хотя это чистейшей воды сатира, в каждой шутке, как известно, есть доля шутки. В романе «Остров пингвинов» Анатоль Франс откровенно издевается над сочинителями исторических трактатов:
«Писать историю — дело чрезвычайно трудное. Никогда не знаешь наверное, как все происходило, и чем больше документов, тем больше затруднений для историка. Когда сохранилось только одно-единственное свидетельство о некоем факте, он устанавливается нами без особых колебаний. Нерешительность возникает лишь при наличии двух или более свидетельств о каком-либо событии, так как они всегда противоречат одно другому и не поддаются согласованию.
Конечно, предпочтение того или иного исторического свидетельства всем остальным покоится нередко на прочной научной основе. Но она никогда не бывает настолько прочна, чтобы противостоять нашим страстям, нашим предрассудкам и нашим интересам или препятствовать проявлениям легкомыслия, свойственного всем серьезным людям. Вот почему мы постоянно изображаем события либо пристрастно, либо слишком вольно…
— Милостивый государь! — сказал я ему. — Прошу вас помочь мне своим просвещенным советом. Я все силы свои полагаю на то, чтобы составить историю, но у меня ничего не выходит!
Он пожал плечами.
— Зачем же, голубчик, так утруждать себя составлением исторического труда, когда можно попросту списывать наиболее известные из имеющихся, как это принято? Ведь если вы выскажете новую точку зрения, какую-нибудь оригинальную мысль, если изобразите людей и обстоятельства в каком-нибудь неожиданном свете, вы приведете читателя в удивление. А читатель не любит удивляться. В истории он ищет только вздора, издавна ему известного. Пытаясь чему-нибудь научить читателя, вы лишь обидите и рассердите его. Не пробуйте его просвещать, он завопит, что вы оскорбляете его верования.