В заключение нашей небольшой вступительной главы имеет смысл остановиться на тех авторах альтернативных исторических версий, которые не претендуют на пересмотр глобальной хронологии. Вопреки расхожему мнению, ревизия традиционной хронологии вовсе не является неотъемлемой чертой альтернативной истории. Многие современные «альтернативщики» отдают предпочтение материально-культурному и этнопсихологическому подходам, и мы в своей работе с ними вполне солидарны. Хотя эти методы не позволяют точно датировать события древней истории, это отнюдь не является их слабым местом. Дело в том, что и традиционная хронология, как не раз будет показано в последующих главах, не выдерживает самой элементарной критики, поэтому говорить о надежных датировках не приходится ни в каком случае. Более того, существуют серьезные сомнения в принципиальной их возможности применительно к древности и раннему средневековью. История — процесс многомерный и вариативный, а это означает, что чем глубже мы погружаемся в прошлое, тем больше вариантов приходится рассматривать, причем все они имеют примерно равную степень убедительности. Более или менее надежную картину можно дать для событий XIII–XIV столетий, но абсолютная точность недостижима все равно. Даже при анализе событий XIV–XV вв. часто приходится рассматривать 3–4 варианта, а при обращении ко временам более далеким число версий начинает расти подобно снежному кому. X в. — это своего рода рубеж, ниже которого наши реконструкции становятся все менее и менее достоверными, что же касается ветхозаветных эпох, то их воссоздание окончательно теряет всякий смысл. Традиционная историческая версия тоже является частью этой многомерности, поэтому имеет право на существование только лишь как одна из проекций.
К сожалению, история — наука неточная, и ничего с этим поделать нельзя. Процитируем под занавес замечательного историка, филолога и литературоведа Ю. М. Лотмана. В книге «Внутри мыслящих миров» он пишет, что под словом «факт» историк подразумевает нечто весьма своеобразное, поскольку обречен иметь дело с текстами. «Между событием „как оно произошло“ и историком стоит текст, и это коренным образом меняет научную ситуацию. Текст всегда кем-то и с какой-то целью создан, событие предстает в нем в зашифрованном виде. Историку предстоит, прежде всего, выступить в роли дешифровщика. Факт для него не исходная точка, а результат трудных усилий. Он сам создает факты, стремясь извлечь из текста внетекстовую реальность, из рассказа о событии — событие». И далее: «Сознательно или бессознательно факт, с которым сталкивается историк, всегда сконструирован тем, кто создал текст… Таким образом, с позиции передающего, факт — всегда результат выбора из массы окружающих событий события, имеющего, по его представлениям, значение». Даже так называемые точные науки не могут быть до конца объективными по причине присутствия наблюдателя, что уж тут говорить о насквозь гуманитарной истории… Напоследок еще немного Лотмана: «Естественно возникает вопрос: а возможна ли история как наука, или она представляет какой-то совсем иной вид знания? Вопрос этот, как известно, не нов. Достаточно вспомнить сомнения, которые на этот счет терзали Бенедетто Кроче (итальянский философ, историк и литературовед, 1866–1952. — Л. Ш.).
По сути, дело здесь в следующем: наука, в том виде, в каком она сложилась после Ренессанса, положив в основание идеи Декарта и Ньютона, исходила из того, что ученый является внешним наблюдателем, смотрит на свой объект извне и поэтому обладает абсолютным „объективным“ знанием. Современная наука в разных своих сферах — от ядерной физики до лингвистики — видит ученого внутри описываемого им мира и частью этого мира». (Цитаты приведены по книге Д. Калюжного и А. Жабинского «Другая история войн».)
Упомянутый Ю. М. Лотманом Бенедетто Кроче высказывался еще резче. Например, он утверждал, что исторический факт сам по себе вовсе не имеет причины. Иначе говоря, объяснения фактов — не более чем фантазия историка. В категоричной формулировке Кроче это звучит следующим образом: «Факт является историческим в той мере, в какой мы о нем думаем, а с другой стороны, ничего не существует вне мысли. Следовательно, абсурдно задаваться вопросом: какие факты исторические, а какие — неисторические».